Тим вскочил с постели, словно вспугнутая спящая птица с ветки, и кубарем покатился по полу, запнувшись в густых сумерках о стул, стоящий рядом. Скривившись от боли в ушибленном колене и прикусив губу, чтобы не расплакаться, он протер глаза, всматриваясь в полумрак комнаты. Позволить себе слезы Тим не мог, ведь он был уже не маленький. Позавчера ему стукнуло восемь. Мама, ставя перед ним праздничную миску каши с целой зажаренной рыбиной, сказала ему: «Ешь, Тимми, теперь ты у меня за мужчину. Подрастешь, будет кому о нас позаботиться». Он был переполнен гордостью от маминых слов и, видя голодные, просящие глаза младшей сестренки, успевшей проглотить одним махом свою порцию каши, с истинно мужской самоотверженностью поборов в себе голод, протянул ей половину рыбины. Он видел, как мама украдкой вытерла глаза краешком платья, смахивая набежавшую слезу. «Совсем большой стал, Тимми. Вот бы отец порадовался…» — сказал мама, а он спросил: «Мама, а когда же папа вернется с войны?» Мать встала из-за стола и, наскоро собрав грязную посуду, вышла на кухню, пробормотав, скорее в утешение себе, чем отвечая Тиму: «Скоро, скоро, сынок… Вот закончится война, и папа вернется… обязательно». На кухне она долго гремела посудой, и Тиму показалось, что несколько раз он слышал ее сдавленные всхлипы и вздохи. День рождения был грустным. Раньше все было не так. Все было не так, когда дома был отец…
Тим протер глаза, с трудом размыкая веки и борясь со сном, быстро оделся, на ощупь подбирая с пола упавшую со стула одежду) и тихо выскользнул из комнаты в коридор. Из приоткрытой двери кухни тусклой желтой полосой пробивался свет. Мама готовила скудный завтрак, который дети съедали уже без нее, спешащей чуть свет на оружейный завод. Возвращалась же она, когда улицы и дома погружались в деготь ночи. Старшая сестра Келли, досматривающая последний сон в соседней комнате, вела без нее все хозяйство, присматривала за Тимом и Люси, выстаивала очереди за пайком, прибирала в доме, стараясь сохранить остатки уюта, некогда существовавшего в этой скромной квартире огромного серого дома на рабочей окраине столицы.
Тим заглянул на кухню, где мама варила кашу, хотя и намеревался ускользнуть из дома незаметно. Вкусный запах помимо воли маленького мужчины словно магнит притянул его к двери. Мать заметила в приоткрытой двери голодные глаза сына и тихо воскликнула:
— Тимми! Ты что так рано встал? Проголодался? Придется потерпеть, сынок, когда встанут сестренки. Я сейчас ухожу, мне уже пора…
— Мам, я только одну ложечку… Мам, я не буду завтракать. Меня ждут Эл и Джо. Мы собрались в парк за яйцами каракаты. Там столько гнезд… Эл проверял, уже есть яйца, — соврал Тим и, слегка покраснев, налил в стакан воды из крана.
— Хорошо, сынок. Яйца бы нам очень пригодились, а то крупа уже кончается, а до нового пайка целых пять дней. Только будь, пожалуйста, осторожен в городе. Сейчас столько всяких нехороших людей ходят по улицам… Дезертиры, грабители… Смотри не попади в облаву. Ох-х! — тяжело выдохнула она, зачерпывая из кастрюли кашу и протягивая Тиму тарелку. — Что делать? Не осталось почти ничего съестного. Разве бы я тебя отпустила? Тебе бы сейчас в школе учиться, да где там…
Тим быстро проглотил свою порцию и, сняв с вешалки залатанную курточку, вышел на лестничную площадку. Лифт давно уже не работал, отключенный из-за экономии, и ему пришлось сбежать по бесконечным гулким лестницам с высоты пятнадцатого этажа. Распахнув дверь подъезда, он глубоко вдохнул прохладный сырой воздух, густой и тяжелый, как тучи, почти сплошь покрывающие блеклое небо. Во дворе его уже ждали Эл и Джон, зябко поеживаясь у фонарного столба с разбитой лампой. Эл ворчливо сказал:
— Ну, что ты так долго?! Мы минут пятнадцать тебя дожидаемся. А идти знаешь сколько? Опоздаем ведь. Опять там будет целая толпа, и мы не попадем. Побежали!..
Они припустили через арку двора на улицу, разбрызгивая лужи и пиная на ходу пустые жестяные банки. Им было довольно жутко в этот ранний рассветный час бежать по почти безлюдным улицам и переулкам, перепрыгивая под тусклым светом фонарей через кучи мусора и отбросов, разного хлама, тут и там валявшегося на тротуарах. Изредка какие-то тени мелькали и исчезали в подворотнях, отчего сердце Тима билось еще чаще, готовое выскочить из груди.
Наконец они, свернув за очередной угол, остановились, остолбенело глядя в конец небольшой улочки, упирающейся в невысокое здание, над которым висел натянутый на раму пленочный экран со светящимися разноцветными надписями:
ЛУЧШЕЕ ШОУ В ИМПЕРИИ И НА ВСЕХ МИРАХ!
«ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» — ИСПОЛНЕНИЕ ВАШИХ ЖЕЛАНИЙ!
ДУМАЙТЕ О НИХ — И ОНИ СБУДУТСЯ!
(Исполняется только одно желание.) АБСОЛЮТНАЯ ПОЛНОТА И ДОСТОВЕРНОСТЬ ОЩУЩЕНИЙ!
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ К НАМ НА ШОУ!