Рыцари Круглого Стола

На помощь к епископу мчатся Роланд и Оливье, и бой разгорается с новой силой. Но гибнут христиане, и их остается не более трехсот человек, вооруженных одними мечами. Они рубят ими направо и налево, разрубая сарацинские шлемы и брони. Не выдержали тут мусульмане: с рассеченными и окровавленными лицами снова бегут они к королю Марсилю, призывая его на помощь. Марсиль слышит их крики и именем Магомета проклинает французов, французскую землю и Карла с седою бородою, и еще сильнее разгорается в нем ненависть к Роланду. С новыми силами нападает он на остатки французов, и с новою силою разгорается битва. С тоскою смотрит Роланд на гибель лучших вассалов, вспоминает он о французской земле, о своем дяде, добром короле Карле, и сжимается его сердце при этих мыслях. Снова устремляется он в битву вслед за Оливье, наносящим удар за ударом. Видит его Оливье и пробирается к нему сквозь толпу.

— Друг и товарищ, — говорят они друг другу, — будем биться вместе и вместе умрем, если будет на то Божья воля!

Бьются вместе Роланд и Оливье своими мечами, не отстает со своим копьем и епископ Тюрпин, и не перечесть тел, падающих под их ударами. Пало здесь более четырехсот тысяч неверных, говорит песня, и число это занесено в летописи. Дорого достался французам пятый натиск мусульман, погибли тут все французские воины, кроме шестидесяти — но дорогою ценою купят их жизнь сарацины.

Рог

Видит Роланд, как один за другим гибнут его воины, и говорит он Оливье:

— Взгляни, ради Бога, товарищ, сколько пало наших добрых вассалов: стоит пожалеть милую, прекрасную Францию, лишившуюся таких баронов! О король, наш верный друг! Отчего нет тебя с нами? Брат Оливье, нет ли способа дать ему знать о нашем положении?

— Я не знаю такого способа, — отвечает Оливье, — но, во всяком случае, смерть лучше позора.

— Я затрублю в свой рог, — говорит Роланд, — король услышит его в ущельях, и французы, клянусь тебе, вернутся.

— Ты опозоришь тогда на вечные времена весь свой род, — отвечает ему Оливье. — Помнишь, как ты сам не послушался моего совета? Трубить же в рог теперь — значит показать себя трусом, а между тем твои руки обагрены кровью врагов.

— Правда, — отвечает Роланд, — я не тратил даром ударов!

— Тяжелая для нас битва, — говорит опять Роланд, — я затрублю в свой рог, и Карл услышит его.

— Не так поступают храбрые, друг, — отвечает ему Оливье, — ты сам тогда гордо отверг мой совет. А если бы император был тут, мы не потерпели бы такого урона. Но это не его вина и не его спутников. Клянусь бородой, если мне суждено увидеть еще сестру мою Оду, ты никогда не будешь ее мужем!

— За что же ты сердишься? — спрашивает Роланд.

— Ты один во всем виноват, — отвечает Оливье. — Разумная храбрость далека от безумства, и умеренность лучше горячности. Посмотри, сколько французов погубило твое безрассудство! Это наша последняя служба императору. Если бы ты послушался меня тогда, наш государь был бы уже здесь, мы выиграли бы битву и король Марсиль был бы взят в плен и убит. Много вреда причинила нам твоя безумная отвага, Роланд! Сегодня наступил последний день нашей верной дружбы: тяжкая разлука ожидает нас прежде, чем скроется солнце.

Так горько оплакивали друг друга Роланд и друг его Оливье.

Услыхал их спор епископ Тюрпин, пришпорил он своего коня, подлетел к ним и стал им выговаривать:

— Благородный Роланд и ты, благородный Оливье, — говорил он, — умоляю вас не приходить в отчаяние. Взгляните на наших французов: им суждена смерть, и рог твой, Роланд, уже не спасет их — далеко ушел Карл и не успеет вернуться. Но все же труби, Роланд, — может быть, Карл успеет за нас отомстить, и сарацинам не удастся торжествовать победы. Воины Карла найдут нас здесь мертвыми и изрубленными; они разыщут наших вождей и подберут наши тела, положат их в гробы и повезут с собой на своих конях; со слезами похоронят они нас в стенах монастыря, и тела наши не будут добычей прожорливых кабанов, собак и волков.

— Это правда! — сказал Роланд. Поднес он к губам свой рог Олифант и затрубил что было силы.

Далеко разносится звук, повторяемый эхом в высоких горах, и достигает Карла и его войска.

— Это наши бьются в бою! — говорит король.

И отвечает ему Ганелон:

— Скажи это другой, его назвали бы лгуном.

Изо всех сил трубит Роланд в свой рог; кровь струится из его рта и из лопнувшей жилы виска, и еще дальше разносится звук его рога. Слышит его Карл среди тесных ущелий, слышат его герцог Нэмский и все французы.

— Это Роланда рог, — говорит король, — он не трубил бы в него, если бы не был в бою.

— Какой там бой! — прерывает его Ганелон. — Ты стар и сед, а говоришь как младенец. Кому не известна гордость могучего, отважного, великого Роланда? Удивительно, как это еще терпит ее Господь. Конечно, он теперь шутит со своими пэрами. Подумай, кто решится напасть на Роланда? Разве не брал он один сарацинских городов без твоего приказания? Пойдем же вперед, государь, ни к чему останавливаться! Великая земля[4] еще далеко.