Рыцари Круглого Стола

Посредине воздвиглась сама Ненависть; лицо ее, ужасное, искаженное завистью, гневом, безумием, с маленьким курносым носом, казалось, нарисовано было ядом и черным предательством. Одета фигура была в какой-то страшный, безобразный балахон. Налево, в том же ряду, выступало другое изображение, еще более ужасное, и над его головой большими красными буквами было написано: «Предательство». Направо являлась взору Низость. Все три фигуры могут поспорить, кто из них безобразнее. Сразу увидишь, что это существо злопамятное, завистливое и злое: хорошо умел владеть кистью тот, кто изобразил эту совершенную Низость, фигура Корыстолюбия не требует и надписи — та, что всегда берет и никогда не отдает: она протягивает всегда руку, чтобы собирать, выигрывать, выманивать. Она склоняет мошенников и людей дурной жизни к преступлению и предательству; ее же костлявая рука ведет их к казни; она внушает дурные дела легкомысленным слугам и молодым служанкам. Благодаря ей немало сирот обижено своими опекунами!

Рядом с ней я увидел фигуру Скупости. Боже мой, что это за ужасное создание! Грязная, худая, тщедушная, зеленая, как порей, и с видом умирающей или уже мертвой. Она одета в старые, грязные лохмотья, двадцать лет тому назад изодранные собаками. Скупость никогда не расстается со своим мешком, на который она и опирается.

За Скупостью идет Зависть, ни разу во всю жизнь свою не улыбнувшаяся, существо несчастное, которого ничто не радует и ничто не утешает, кроме горя ближнего. Самое большое зло, какое можно сделать ей, — это принести известие, что знакомый ее или даже незнакомый достиг цели своих желаний благодаря своим достоинствам и хорошей жизни: ни товарища, ни друга не может терпеть она; всякое живое существо — заклятый ее враг. Сердце ее наполнилось бы горечью, если бы счастье сделалось уделом ее собственного отца. Ресницы ее опущены, но взгляд ее зол, и ядовитым пламенем загорается он, когда храбрый сердцем или кто-нибудь, всеми любимый и уважаемый, проходит мимо нее.

По соседству с Завистью изображена была согбенная фигура Печали. Страдания ее кажутся невыносимыми, а лицо ее не только бледно, но оно желто, как у страдающего желтухой. По худобе с ней спорить может только Скупость. День и ночь терзают ее утраты, заботы, несчастья, и кажется, что ничто не может смягчить страданий, которых исполнено ее сердце. Но муки делают ее жестокой — мы видим следы ярости и крови на ее разорванной одежде; открытые раны зияют на ее груди; волосы ее висят в беспорядке по лицу и шее. Но, несмотря на ее гнев и ярость, ни одно, даже самое жестокое сердце не пройдет мимо нее без сожаления: ее отчаяние и слезы леденят душу прохожего.

Затем изображена Старость; около нее вижу я колесо — это Время. Старость сидит в отдалении, в углу, как это любят старики. Ничего не осталось от ее красоты: голова ее лысая, рот без зубов, а оставшиеся на голове волосы белы, как лилия; тело высохло, и неподвижное морщинистое чело ее грустно склонилось над колесом. О Время, бегущее день и ночь, не знающее ни усталости, ни остановок! Быстрота твоего бега так велика, что нашему близорукому уму кажется, как будто не несешься ты на крыльях ветра, и колесо твое стоит неподвижно. Никто не может сказать, какой момент наступил в настоящую минуту: спроси ученого — пока он выскажет свой ответ, Время уже пролетело! Время не останавливается и не оглядывается: оно течет, как река в море, но оно все изменяет, все изнашивает и все портит; Время, приносящее старость нашему отцу, несет старость и королям, и великим мира, оно же доведет до смерти и нас, оно никого не забудет — всех унесет с собой и изменит каждого, как изменило эту фигуру, одетую в теплое платье и не могущую согреться зимою своей жизни, когда для всех уже наступил цветущий май!

Вот дальше Ханжество и Лицемерие с лицами комедиантов и с видом святош, с молитвенниками в руках и цитатами из Священного Писания на устах. Кажется, вся жизнь их проходит в трудах и добрых делах. Но Господь запирает перед ними и подобными им двери рая, потому что это фарисеи Евангелия: все делают они, чтобы прославиться на земле, и здесь черпают себе награду.

Сзади всех изображена Бедность. В лохмотьях и лоскутках ее платье и плащ: кажется, будто умирает она от холода. Одиноко сидит она, как заблудившаяся, чужая собака; она дрожит и проклинает час своего рождения. Отовсюду гонят ее, истощенную, голодную, всеми презираемую.