Рыцари морских глубин

Я ухватился за неё и долго не мог отдышаться. До берега оставалось совсем немного, когда девушка ослабела и была не в состоянии поддерживать меня. Она всё чаще приныривала, хакала, глотая воду, и наверно утонула бы вместе со мной, но я отпустил её, и сам, как мог, начал отчаянно грести. И вдруг руки зацепили камни на дне. Я встал на ноги, спотыкаясь и падая в изнеможении. Воды оказалось чуть выше колен. Трусы сползли вниз. Одной рукой я поддёрнул их, сделал несколько шагов вперёд и бессильно упал на кромку берега. Рядом упала она. Волны накатывались на стонущие наши тела, и воздух со свистом вырывался из открытых ртов. Безвольно разбросив по песку руки, с прерывистым дыханием моя спасительница укорила меня вопросом:

— И почему сразу не сказал, что ты моряк. Я бы не поплыла с тобой. Мой папа — тоже моряк, адмирал. Он говорит, что вам запрещено купаться. И плавать военные моряки умеют плохо.

Я слушал её, медленно приходя в себя. Как глупо получилось. Чуть не отдал Богу душу по дурости. Не умею плавать, куда черти понесли?! Научился держаться на воде, плыть по–собачьи, ну и сидел бы на бережку, не рыпался бы. А теперь вот стыдуха такая перед адмиральской дочкой. Придётся дёргать отсюда.

Так я и сделал. Сбежал малодушно, стесняясь раскатавшихся трусов и своего вранья. Рядом Жар–птица была. Дочь адмирала! Хватай за хвост! Держи крепко, не отпускай! Эх, губошлёп… Упустил своё счастье.

Больше мы на Змеинку не ходили, кроме как в последний перед уходом на Камчатку душный субботний вечер. Я могу назвать тот день недели с полной уверенностью, потому что День военно–морского флота всегда отмечается в последнее воскресенье июля. Куренков разрешил команде спать на берегу. Я и Петруха Молчанов вознамерились вытаскивать наверх матрацы, подушки и простыни, как к нам на боевой пост наведались друзья — мотористы Слава Скочков и Коля Пироговский, торпедисты Ваня Герасимов и Саша Моисеев, кок Боря Пирожников, электрооператор Коля Чепель, трюмный машинист Гена Терёшкин и вестовой Юра Шабунин, возвращённый Каутским на лодку. Вся эта братия принялась выворачивать свои карманы и бросать в бескозырку деньги. Подкручивая усы, Ваня Герасимов по–хозяйски пересчитал собранную сумму, в которую и мы с Петрухой внесли свой посильный вклад, равный стоимости одной «поллитры» водки.

— Завтра на бочки встанем в Амурском заливе, — сообщил нам Шабунин. Накрывая стол в кают–компании, он услышал эту новость от обедающих офицеров и не замедлил уведомить нас. — Сейчас, пока стоим в этом глушняке, надо самоходом сгонять в ресторан, затариться водярой на завтрашний праздник. Иначе потом на берег не слиняешь.

— Как же по городу пойдём? На патруль можно нарваться…

— А это что? — Скочков выдернул из–за пазухи белую нейлоновую сорочку.

— Рубашка Осипова?

— Ну и что?! Стармех в город уехал… Прошвырнусь разок…Что ей сделается? Вы тоже у своих офицеров возьмите. Их нет на лодке, домой они ушли… Брюки наши флотские — чёрные, рубашки гражданские — кто поймёт по темноте, штатские мы или военные?

Довод, что и говорить, убедительный. В каюте комадира БЧ‑2 я и Петруха прибарахлились. Он взял салатно–лимонную, в клетку, тенниску лейтенанта Конашкова, а мне досталась пятнистая, в оранжево–красных петухах, безрукавка Тушина. Свои флотские клёши и позаимствованные без спросу чужие рубахи мы затолкали в обрез из–под тараньки и под видом мусора пронесли мимо вахтенного центрального поста. На берегу нас ждали остальные приятели. В зарослях жасмина сбросили с себя робы и переоделись в принесённые с собой одежды.