Реннтир сделал последний глоток кофе. «Отлично приготовлено», — отметил он про себя еще одно достоинство отеля. Он с удовольствием затянулся «НВ» 9
и достал записную книжку. У него был домашний телефон Прункмана, который жил в Гамбурге и имел здесь фабрику по производству пудингов. Было без четверти восемь, и можно было рассчитывать застать его дома.Реннтир оказался прав. Прункман только что позавтракал и собирался выезжать на фабрику. Реннтиру показалось, что он даже был обрадован его звонку и сразу же выразил готовность принять его у себя в рабочем кабинете.
Реннтир вызвал такси и уже через двадцать минут был у ворот фабрики. Его мало интересовал процесс производства пудинга. К тому же Реннтир вообще был равнодушен к сладкому, поэтому он вежливо поблагодарил Прункмана за приглашение осмотреть цехи и отказался, сославшись на предстоящую встречу с инспектором Грюне.
— Грюне? А чем вызвана эта встреча? — заинтересовался Прункман, когда они удобно расположились в небольших глубоких креслах за инкрустированным деревянным столиком.
— Трудно сказать. Мне не объяснили причину вызова, но полагаю, что это связано с моей последней статьей в журнале «Национ Ойропа». — Реннтир с удовольствием затянулся сигарой, которую предложил ему хозяин кабинета.
«Н-да, сигары — первый сорт. Видно, дела идут у него неплохо», — с завистью отметил он про себя.
— Вот как… Это очень странно. Совсем не похоже на него. Тут что-то не так, — Прункман был несколько обескуражен. — Послушай, я позвоню этому Грюне, я его немного знаю. Он тоже, как и я, собирает ресторанные меню, и мы как-то раз показывали друг другу свои коллекции. Ты ведь знаешь, Карл, это мое давнишнее хобби. Так вот, этот малый, Грюне, никогда не отличался прыткостью. Я не думаю, что это его затея… Надо выяснить.
Прункман нажал кнопку звонка. Открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша. Высокая, стройная блондинка с туго перетянутой талией, которая еще более подчеркивала другие достоинства ее фигуры. «Тип Джейн Мэнсфилд», — отметил про себя Реннтир.
Она сделала два шага к столу пружинящей походкой, которая обычно заставляет мужчин на улице оглядываться.
— Фрейлейн Зингер, соедините меня с инспектором Грюне из министерства по делам культов.
Реннтир перехватил взгляд Прункмана, которым тот проводил свою секретаршу до самой двери. Прункман почувствовал это и, затянувшись сигарой, кивнул в сторону закрывшейся двери:
— Многие уже отказались от вызова секретарши и общаются с ней с помощью техники. А я никак не могу привыкнуть. В этом вопросе я консерватор и предпочитаю старый способ. Приятно посмотреть на такую фигуру. С утра настроение поднимается… Тебе она не напомнила нашу знакомую из Варшавы?
Реннтир наморщил лоб. Они были знакомы с Прункманом со времен войны, вместе были на Восточном фронте. Реннтир служил тогда в эсэсовских частях, в «зондеркомманде-37», в задачу которой входила «борьба с местным бандитизмом» — так принято было называть в штабных документах партизан и патриотов-подпольщиков. Прункман служил в военном ведомстве по заготовкам продовольствия в оккупированных областях. Реннтир вспомнил, как подчиненные Прункмана появлялись в украинских, белорусских и польских деревнях каждый раз только после тщательного прочесывания местности. Трусливые, жадные, они сгоняли с крестьянских дворов скотину, шарили по семейным сундукам с нехитрым скарбом и, тащили все, что могло быть где-то продано или пущено в оборот. Помнится, Реннтиру тогда сказал кто-то, что Прункман, помимо официального задания, имел и свой особый интерес: он «увлекался» собиранием старославянских икон. Эти произведения религиозного искусства «варваров», как он их называл, он затем увозил в Берлин и припрятывал на всякий случай.
Реннтиру тогда это казалось просто странностью Прункмана.
Теперь он вспомнил, как после одной успешной экспедиции в Восточной Польше Прункман, раздобывший две особо ценные иконы, был в ударе. Он пригласил Реннтира в ночное кабаре в Варшаве. Там они оба довольно неплохо провели время и познакомились с полькой немецкого происхождения, которая оставила у Прункмана столь приятное воспоминание.
Реннтир вспомнил, как, напившись тогда до потери чувств, Прункман тыкал ему в грудь пальцем и говорил, еле ворочая языком:
— Эти иконы — сущий клад. Это настоящее искусство, которое могли создать только очень талантливые бестии.