После войны Реннтир убедился, что иконы оказались для Прункмана действительно кладом. Сначала, правда, никто об этом не думал. Потому что они оба, как и многие другие нацисты, ждали своей участи в американских и английских лагерях. Военный трибунал должен был определить степень их виновности. Но уже через несколько месяцев их стали выпускать, вначале поодиночке, потом группами, затем партиями, целыми поездами. Они, не веря еще своей безнаказанности, валом повалили на волю, как оглушенные караси из прорвавшегося невода. И только в узкой мошне запуталось несколько тысяч самых жирных и самых больших хищников, которых примерно наказали, посадив на несколько лет в холодильники. А затем постепенно, по очереди, всех опять выпустили в реку. Реннтир отделался тремя месяцами, которые он просидел в американском лагере для военнопленных. Прункмана он потерял из виду. Но через два года узнал, что чудотворные иконы сотворили действительное чудо: их владелец очень выгодно сбывал свой «святой» товар победителям. Впоследствии на эти деньги Прункман построил фабрику по производству пудингов и имел теперь солидный доход…
Воспоминания не доставили Реннтиру радости. Они лишь вызвали у него чувство ожесточения и досады. Так случалось каждый раз, когда его обходили на дистанции. «Наша жизнь — это марафонский забег с препятствиями, — не раз мысленно повторял Реннтир. — И первым приходит тот, кто умеет рассчитать свои силы на всей дистанции. Вырваться вперед на старте — еще не значит прийти к финишу первым».
— Да, я помню, помню… — с готовностью согласился Реннтир.
В этот момент зазвонил телефон. Прункман взял трубку.
— А, господин Грюне, рад приветствовать вас. Говорит Прункман. Как поживаете? Прекрасно, прекрасно… Господин Грюне, вы не в курсе дела, как долго будет занят в вашем министерстве господин Реннтир? Мы с ним знакомы еще с войны. Да, да… Он звонил мне, что приехал в Гамбург и направляется к вам. А мы, скажу вам по секрету, хотели бы пригласить его к себе на обед. Знаете, он ведь пользуется большим влиянием в Бонне. Ну да, это, конечно, для многих неизвестно. Но есть люди, которые его хоть завтра готовы посадить в очень мягкое кресло. Он сам отказывается, сейчас пишет книгу. А потом, как знать, как знать… Кстати, здесь в городе кое-кто из наших судовладельцев тоже хотел бы его принять…
Просто жаль, что он здесь редко бывает. Вам бы почаще собирать такие совещания, господин Грюне, чтобы и его сюда вытаскивать…
Что, не совещание?..
Голос Прункмана выразил искреннее удивление. Он весь преобразился и отлично играл свою роль.
Глаза его блестели, мимика была бесподобна. При этом он успевал еще подмигивать Реннтиру, как бы делая его участником разговора.
— Вызов?.. Ничего не понимаю? Нет, нет, господин Грюне, если это ваша профессиональная тайна, я ничего даже слышать не хочу. Но Карл Реннтир — и вызов? Уму непостижимо! Да, да, я, конечно, вас понимаю, дорогой доктор. Обычные формальности…
Теперь Прункман говорил отсутствующим голосом. Интонации поблекли. Остался лишь сухой, констатирующий текст. Только его глаза по-прежнему были сильно возбуждены, и в них прыгали хищные искорки.
— Знаете, дорогой доктор, я не сомневаюсь, конечно, что вы встретите его извинениями. Но, между нами говоря, кто-то явно ставит вас под удар. Вы ведь прекрасно понимаете, статья Реннтира имеет национальное звучание, он сказал то, о чем думают многие на самом верху. Вы меня, надеюсь, понимаете… Пока только думают, а Реннтир уже высказал их мысли вслух. И как вы думаете, разве они не будут ему благодарны, что он взял на себя роль первопроходца, роль мученика за национальные святыни, поруганные врагом внешним и внутренним? Мне просто жаль вас, мой дорогой доктор. Какая-то скотина, вы извините, но мне так обидно за вас, умышленно ставит вас под удар. Но я за вас уверен, вы не дадите себя так легко провести. Между прочим, у меня есть несколько новых оригинальных меню из Буэнос-Айреса, могу кое-что вам уступить, если у вас есть что-нибудь интересное… Не стоит благодарностей. До скорой встречи, дорогой доктор.
Прункман положил трубку и с наслаждением затянулся сигарой.
— Я думаю, у тебя будет с ним недолгий разговор, — сказал он, обращаясь к Реннтиру. — Ему уже, видимо, кто-то звонил из наших. Он до смерти напуган. Говорит, что министр дал им указание провести с тобой профилактическую беседу. Слишком много было возмущенных звонков и писем в ваше министерство по поводу твоей статьи.
— Да, Вернер, а что слышно об этом Биркнере? — спросил Реннтир.
— Наши люди уже занялись им. Правда, эта история с бутылкой бургундского была не очень умно задумана. Но это только начало.
Реннтир посмотрел на часы и встал.
— Ну мне пора идти. Иначе господин Грюне будет волноваться.
— Пока. До вечера. Желаю успеха.
Приобщение к лику посвященных
— Так ты говоришь, не знал, куда тебя усадить. Ха-ха-ха, — сыто смеялся Прункман.