Рыцари свастики

Они свернули направо, в улочку Гроссе Фрайхайт. Длинная очередь, человек тридцать, стояла у входа в бар «Колибри». Зазывалы не было. Но люди стояли и не расходились. Реклама сообщала, что сегодня здесь демонстрировался парад «звезд» стриптиза международного класса. Каждый сеанс — двадцать пять минут. Стоимость — пять марок за вход и обязательно напитков на ту же сумму.

— Это должно быть интересно, — сказал Прункман.

«Недорого, вот и весь интерес», — подумал Реннтир, но ничего не сказал.

Они встали в очередь. Реннтир стал разглядывать стоявших. В основном это были мужчины за тридцать пять — сорок лет. Были и совсем молодые — лет шестнадцати-восемнадцати, но немного. Держались они несколько шумно, жевали резинку и перебрасывались глупыми шутками. Но что Реннтира поразило больше всего, так это то, что некоторые пришли сюда семьями: отец, мать и сын лет двадцати, отец, мать и молоденькая дочь, лет семнадцати. Он долго сомневался, не ошибается ли он, но девица обратилась к женщине рядом: «Мутти»…

В это время стоявшая впереди пара оглянулась и поздоровалась с Прункманом. Тот был явно не в восторге от встречи, но поспешил им представить Реннтира:

— Прошу познакомиться, мой старый приятель еще по военной службе. Проездом в нашем городе. Знакомлю его с местным колоритом.

— А мы с мужем пришли сюда из-за Хайнца, — спокойным голосом заметила дама, показав рукой на высокого худощавого парня с военной выправкой. — Он у нас в бундесвере и по субботам приходит домой. Мы решили немного развлечь мальчика. У них ведь суровая жизнь в казарме.

Реннтир скептически оглядел парня: «И эти будут нас защищать?» Он не успел определить своего отношения к представителю нового воинства: в зал стали впускать.

В слабо освещенном помещении было накурено и душно. Густой дым ел глаза. Пока Реннтир привыкал к полутьме, он чуть было не потерял Прункмана. Они устроились около стойки бара, места внизу у эстрады были уже заняты. Столики стояли почти вплотную друг к другу: хозяин заведения выжимал марки с каждого квадратного сантиметра. Прункман и Реннтир заказали обязательную порцию виски за пять марок и пакетик земляных орехов.

Началось представление. Все было, как в обычных стриптизах, хотя Реннтир заметил, что программа была более насыщенной и динамичной. Всего шесть или семь номеров. На сцену выходили стройные, длинноногие брюнетки и пышные блондинки с одинаково приклеенной улыбкой и равнодушным взглядом. Каждая разыгрывала определенную сценку с предельно простым сюжетом. Была лишь самая примитивная фабула, в рамках которой шло постепенное раздевание. Музыкальное сопровождение и световое оформление дополняли сюжет. Девицы работали ловко и четко, чувствовался профессионализм высокого класса. Одна из выступавших выполняла номер с мужчиной-манекеном. Реннтиру показалось, что оба они были очень похожи друг на друга — и манекен и женщина, полуживые-полуавтоматы.

Реннтир обратил внимание на семейное трио: мать, отец и дочка. Все трое смотрели на сцену с одинаково равнодушным выражением лица. Только в глазах девчонки временами загорались испуганные звездочки: это зрачки расширялись в наиболее пикантных сценах. Реннтир попробовал представить на ее месте своих сыновей, и его передернуло.

Конферансье объявлял участниц: здесь были француженки, голландки, шведки, мартиниканки, немки… И Реннтир вдруг понял, откуда у него это второе раздраженное ощущение, которое он замечал и раньше. Каждый раз, когда выступала иностранка, он спокойно смотрел на ее тело оценивающим мужским взглядом, фиксируя достоинства и недостатки фигуры. Когда выходила немка, ему становилось немного не по себе. Он не мог отделаться от мысли, что под взглядами мужской толпы раздевалась не просто женщина, а представительница немецкой нации. К горлу Реннтира подкатывал клубок возмущения, он стискивал зубы… Немецкие женщины, белокурые брунгильды, призванные в этом мире рожать первоклассных солдат и украшать их ложе, выставлялись на всеобщее обозрение. «Может быть, здесь есть даже гастарбайтер», — с тоскливой злобой подумал Реннтир. Он посмотрел в зал, и ему показалось, что и другие немцы начинали недовольно сопеть и ерзать на стульях, когда объявляли немецких гёрлз. У него испортилось настроение; смотреть стриптиз расхотелось. Но уходить раньше времени он не стал: за вход было заплачено.

Когда сеанс стриптиза закончился и они вышли на улицу, Реннтир обернулся к Прункману:

— В программу партии нужно включить обязательно пункт о разлагающем влиянии секса на молодежь и о защите достоинства немецкой женщины. Он бы мог звучать примерно так:

«При попустительстве всех инстанций наша молодежь попадает сегодня в объятия торговцев сексом и под разлагающее влияние развращенного окружающего мира. А ей нужны достойные и чистые примеры. Поэтому мы требуем устранения общественной аморальности, которая ежедневно наносит ущерб, и прежде всего достоинству немецкой женщины. Родители должны обеспечивать выполнение воспитательных задач. Семья вновь должна обрести свое место, подобающее культуре старой немецкой нации».