Капитан искоса хитро взглянул на сидевшего поодаль незнакомого человека.
- Скажите, капитан!
- В совете не совсем спокойны; кажется, чуют измену.
- Что вы?
- Да, говорят, сегодня ночью хотят открыть один из городских ворот войскам коннетабля.
- Черт возьми! Да неужели это серьезно, капитан?
- Очень серьезно. Прибавляют даже, что именно те ворота откроют, у которых вы дежурите.
- Нет, кроме шуток, капитан! Ведь это прескверно.
- Да уж я тут не виноват.
- Конечно, но эти болваны могли бы выбрать другие ворота, а я именно…
- Что вы именно?
- Ничего, ничего… Так. Но при чем же тут граф дю Люк?
- Да ведь он командует нашими отрядами.
- А! Так желаю вам отыскать его, капитан.
Они простились, и капитан ушел. Когда он проходил мимо незнакомца, сидевшего на лафете, тот встал и поспешно пошел к нему навстречу.
- А! Это вы, Оливье! - сказал капитан своим обычным насмешливым тоном.
- Я, мой друг; по некоторым причинам, которые объясню вам после, я хочу остаться здесь всю ночь; замените, пожалуйста, меня при отрядах.
Капитан схватил его за руку и, заставив отойти дальше, к стене, едва слышно скороговоркой шепнул ему на ухо:
- Негодяй Клод Обрио вас выдал; совету все известно, кроме вашего имени, будьте только осторожны, и я за все отвечаю.
- Если так, мне остается только умереть! - с отчаянным жестом сказал граф.
- Это никогда не поздно,- отвечал капитан со своей неизменной насмешливостью.
- О, если бы вы знали, друг мой!…
- Все знаю! - отрывисто сказал капитан.- Что, вы меня за осла, что ли, считаете? До свидания! Мы играем последнюю партию, которую должны выиграть во что бы то ни стало.
- Что такое?
- Ничего, это я по обыкновению сам с собой разговариваю. Так вы останетесь тут?
- Не тронусь с места.
- И прекрасно. Мне легче будет найти вас. Все к лучшему!
Капитан ушел. Граф был сильно озадачен.
Его заставляло призадуматься то, что он видел. У Сент-Антоненских ворот стояли теперь, вместо обыкновенного караула, четыре роты полка д’Орваля, к которым постоянно присоединялись свежие отряды. Измена действительно была известна, по-видимому, во всех подробностях, и меры приняты отличные.
Пробило половина десятого; на валу появились несколько человек и направились к графу де Лерану. Когда они прошли недалеко от Оливье, он разглядел, что это женщины, закутанные в плати и капюшоны.
Граф де Леран, видимо, с нетерпением их ожидавший, бросился навстречу и очень почтительно раскланялся.
Оливье стал внимательно прислушиваться.
- Милый граф,- сказала дама, голоса которой он не узнал (это была герцогиня де Роган),- у вас непростительные требования. В такую страшную погоду вы заставляете дам приходить к вам рассеивать вашу скуку!
- Герцогиня,- отвечал он,- я в отчаянии от этого, но если бы вы знали, как горячо я люблю, вы, такая добрая, простили бы меня!
- Да, и пожалела бы вас, как ты думаешь, Жанночка?
- Не будьте строги к бедному молодому человеку, милая Мари,- отвечал нежный голос Жанны,- вы ведь знаете, что любовь - деспот, требующий повиновения.
Это были подлинные слова письма, которое так недавно читал Оливье; холодный пот выступил у пего на лбу.
- О! - прошептал он.
- Жанна! Ты еще злее меня,- сказала герцогиня, мило погрозив подруге.- Вы не должны бы так говорить, ведь любовные тайны не выдаются.
- О, простите, герцогиня! Я действительно виновата.
- Мне сегодня всех, кажется, приходится прощать!- весело сказала герцогиня.- Ну, миритесь же с этим красавцем, не спускающим с вас глаз, так как ведь от вас зависит его счастье.
Граф дю Люк с отчаянием опустил голову на руки. Он не знал, что и подумать. Неужели же его жена в одно время любовницей и де Рогана, и де Лерана?
Переломив себя, он поднял голову.
Де Леран стоял поодаль, оживленно разговаривая шепотом с графиней дю Люк, возле которой стояла другая дама, вероятно, камеристка, а герцогиня говорила с третьей дамой, тоже, no-видимому, горничной или компаньонкой.
Граф был как на пытке.
Его жена - святая, чистая женщина - упала так низко!
Эта мысль сводила его с ума.
- О нет! - мысленно вскричал он.- Этого быть не может! Это не та женщина, которую я так любил! О, прочь, прочь отсюда!
В эту самую минуту раздался залп из всех пушек на траншеях, захлопали ружья, послышались неистовые крики за стеной:
- В город! Да здравствует король!
- А! Значит, я могу честно умереть со шпагой в руке и своей кровью смыть позор! - вскричал, радостно улыбнувшись, граф и бросился туда, где шум был сильнее.
Со всех сторон горячо бились. Городские стены были ярко освещены огнем.
- Да здравствуют де Роган и наши права! - кричали протестанты. Де Леран смело бился па стене, поручив даму, с которой разговаривал, ее спутницам.
Но самая страшная свалка шла за стенами города. Оливье бросился вперед, захватив всех солдат, попадавшихся ему на дороге, и, велев отворить ворота, кинулся в битву с громким криком «Де Роган! Де Роган! Наши права!»
Он вовремя подоспел: реформаторы уже изнемогали. Неприятель, охваченный паническим страхом, стал отступать.
Граф принял тогда командование над войсками и повернул обратно к городу.