Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось

Мы несколько часов кололи камни. Эсэсовки ушли – наверное, обедать. От голода у меня сводило живот. Я оглянулась на тех, кто работал рядом со мной, и поняла, что все мы из одного города. Рядом стояли Лили Либерман и ее сестра Раиса. Возле нее скорчилась Гита Штейн. Рядом с Лией собирала камни Хана Разумович. Молотком по валуну колотила Райзель Штернвейцель, и пот заливал ее бритую голову и лицо. Это были мои лучшие подруги. Я остановилась и всмотрелась в их лица. Без волос они сильно изменились – трудно было поверить, что это те самые девушки. Без шапки пышных черных вьющихся волос Райзи казалась старше. Ее темные миндалевидные глаза стали еще больше, а губы все еще были полными и красными. Гита более гибкая и пониже Раисы, но все же на несколько дюймов выше меня. Когда-то она была настоящей блондинкой, но сейчас от светлых волос ничего не осталось. И все же Гита оставалась красивой, как и раньше. Лили уперлась руками в широкие бедра. Хана без длинных русых кос, которые некогда скрывали ее румянец, выглядела смешной. Она кусала губы, и высокие скулы ее поднимались еще выше. Девушки все еще были высокими и крепкими, широкоплечими и широкобедрыми. Я была на голову ниже их. Девушка с моей полки была права – я уже мусульманин[30], доходяга.

Лили положила руку мне на плечо.

– Не грусти, Рози, – сказала она. – Отсюда мы отправимся прямо на небо.

Лили всегда была самой религиозной из всех нас. Я посмотрела на нее, и все другие тоже. И все кивнули.

– Все хорошо, ты же и сама это знаешь, – продолжала Лили. – Иногда мне кажется, что я дома. Я больше не боюсь. Был путь, и путь был прекрасен, но теперь он кончился. – Лили совершенно спокойно собирала камни, валявшиеся вокруг ее ног. – Цель этого мира – переход в следующий. Вы все это знаете. Этот мир – коридор, а за ним дворец. В коридоре мы должны подготовиться, чтобы в полной мере насладиться дворцом. Этому учат мудрецы. Другой мир навечно, этот мир – временный.

– Мне даже хочется узнать, что будет дальше, какой мир нас ждет, – мечтательно сказала Гита.

– Мы наверняка окажемся на высшем небесном круге, – подхватила Хана.

– Конечно, – кивнула Лили. – Вы же знаете, что умершие возвышаются только потому, что они евреи.

– Там, наверное, очень хорошо, – сказала Гита. – Мир и покой. И мы будем рядом с Богом.

Солнце слепило глаза и палило спину. Я обливалась потом. Мне хотелось открыть рот, чтобы пот тек прямо в горло – так хотелось пить. Я посмотрела на безоблачное синее небо, а потом на своих высоких, крепких подруг из родного города и их загорелые щеки.

– Небеса, – вздохнула Раиса. – Отсюда мы отправимся на небеса.

И тут мы увидели столб черного дыма, поднимавшийся в небо.

– Если хотите, можете отправляться отсюда на небеса, – сказала я, – но я обязательно вернусь домой.

Все удивленно посмотрели на меня.

– Рози, что ты говоришь? – ахнула Лили.

– Я говорю, что вы можете идти куда хотите, но я отсюда вернусь домой. Вот увидите, вернусь домой.

Все смолкли.

– Ты бредишь, – наконец, пробормотала Гита.

Лили погладила меня по плечу, словно ребенка. Я стряхнула ее руку.

– Понимаю, что ты хочешь сказать, Лили. Но небеса пусть подождут.

Лили печально покачала головой и посмотрела в небо. Столб дыма исчез, оставив после себя только черные лохмотья.

– Будь реалисткой, Рози. Отсюда никто не уйдет домой. А умирать не страшно, ты и сама знаешь.

– Я вернусь домой! – чуть не кричала я, а потом сказала тише: – Лия, мы отсюда вернемся домой.

Девушки смотрели на меня, как на сумасшедшую. Но я точно знала, что вернусь.

После этого мы больше не видели своих подруг.

Глава 16

Как велики дела Твои, Господи!

дивно глубоки помышления Твои!

Человек несмысленный не знает,

и невежда не разумеет того.

Псалтирь 91:6–7

Красна. 1937.

Когда мне исполнилось одиннадцать, а Лии – почти десять, мама отвела нас к портнихе, чтобы мы учились шить. Мы бесплатно работали, а она учила нас основам кройки и шитья. Лия оказалась гением не только в математике и геометрии, но и в шитье. Она садилась за швейную машину, портниха давала ей большой кусок серой материи и велела шить платье. Лия сидела тихо, как булавки в подушечке, потом шептала про себя: «22 × 16, 17 × 55, 33 × 4», склонялась над швейной машинкой и работала, не говоря ни слова. Через несколько дней у нее получалось чудесное платье. Лия была настоящей волшебницей, принцессой, способной делать золото из соломы.