– Думаешь, если ты молчишь, мне покажется, что ты меня не слышишь?! Может, ты и уродка рыжая, но ты точно не глухая.
Я коснулась головы.
– Ха, думаешь, я не вижу рыжие клочья?!
Он потянулся, чтобы схватить меня за голову, но остановился. Ему не разрешено касаться меня, и мы оба это знали.
– Когда твое тело сгниет настолько, что начнет разваливаться на куски, мы выкинем твои останки и скормим лесным зверям, рыжая уродина!
Я смотрела на него и хотела только одного, чтобы он ушел и оставил меня в покое.
– Завтра мы подсчитаем твои пули, когда ты будешь работать на поле. И каждой пуле лучше быть на месте!
Я в отчаянии посмотрела в корыто. Оно было таким глубоким, я никак не смогла бы достать оттуда все пули. Оставалось лишь надеяться, что он не выполнит обещания.
Следующей ночью, когда я пришла на завод, молодой эсэсовец стоял на моем месте и считал пули в ящике. Сердце у меня забилось. Я погибла! Но потом я увидела, что все мои пули аккуратно лежат рядками, вытертые и блестящие.
– Все здесь, – с отвращением прошипел молодой эсэсовец. – Если я что-нибудь замечу, мы повесим тебя сразу!
Я с трудом кивнула, но не понимала, как это получилось. Молодой эсэсовец ушел, и через несколько минут появился Эдигер. Его рукава были мокрыми.
– Так это вы! – выдавила из себя я.
– Я ничего не говорил, – улыбнулся он.
– Но я знаю.
– Возможно.
– Спасибо вам…
– Все же надеялся, что ты не станешь глупить, молодой солдат следил за тобой. Не стоит рисковать жизнью. – Эдигер говорил, почти не разжимая губ, так что никто не видел, что он разговаривает со мной. – Наверное, ты очень скучаешь по семье…
Я кивнула.
– У меня внучка примерно твоего возраста. Люблю ее больше всех на свете и постоянно о ней думаю. Надеюсь, с ней все хорошо.
Он вздохнул, и морщинки на его лице разгладились.
– А у меня был дед, которого я любила больше всех на свете, до сих пор скучаю и постоянно думаю о нем.
– Он, наверное, очень гордился быть твоим дедом.
Я уже хотела ответить, но тут увидела молодого эсэсовца и замерла. Мой пожилой друг ушел. Молодой солдат подошел прямо ко мне, остановился очень близко, бросил взгляд на пули, уложенные в ящики, потом злобно посмотрел на меня и ушел.
Я снова вернулась домой, стояла на кухне и мыла тарелки после сытного ужина. Смываю томатный соус и масло, оставшиеся от рыбы. И тут пришел зэйде.
– Люблю вас, дети мои, больше всех на свете, – сказал он, обнимая меня. – Рози, ты такая красивая! А твои золотисто-клубничные волосы, пронизанные солнцем! Ой! Посмотри-ка на руки! Ты, наверное, замерзла? Чем ты занимаешься?
Он обхватил мои маленькие ручки своими сильными руками и принялся растирать, чтобы согреть. Руки стали теплыми. Как хорошо вернуться домой!
– Зэйде, как одни люди могут быть такими добрыми, а другие такими злыми? Разве мы не одинаковы?
– Хороший вопрос, мой маленький философ. Это сила свободы выбора. Ты сам выбираешь, каким хочешь быть.
– Значит, жестокие люди сами выбрали свой путь?
– Конечно! Может быть, не сразу, но они каждый день принимали решения, которые сделали их такими, каковы они сейчас.
– Это меня и пугает – право решать.
– Считай это величайшим даром. Тебе не нужно дожидаться, чтобы понять, какую жизнь ты ведешь, каким человеком стала. Ты все выбираешь для себя, чем бы ты ни занималась. Тебе не нужно ждать, чтобы жизнь просто случилась с тобой, это ты случилась в жизни. Каждый твой шаг – это выбор, выбор желаний и убеждений. И это счастье, даже если выбор тяжел.
– Зэйде, иногда проще сдаться.
– Да, – кивнул он. – Но если я знаю свою замечательную внучку, которой я всегда так гордился, то знаю и тот выбор, который она сделает. Выбирай жизнь, Рози, выбирай жизнь!
– Чем это ты занимаешься? – рявкнул кто-то у меня над ухом.
Я спала на полу, положив голову на перевернутый ящик. Ледяные глаза молодого эсэсовца расплылись, а потом вновь появились перед моими глазами. Я видела каждую пору на его лице.
– Приближаешь день повешения, верно? Тебе наскучило твое жалкое существование? Работай, или я разберусь с тобой сегодня же. Я свяжу тебе руки за спиной, а потом обмотаю веревку вокруг твоей шеи, и мы посмотрим, как ты попляшешь под потолком.
Я поднялась и принялась мыть пули, а он следил за каждым моим движением.
«У меня столько же выбора, сколько и у тебя», – думала я, дожидаясь, когда он уйдет.
Глава 34
Помилуй меня, Господи, ибо я немощен;
исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены;
и душа моя сильно потрясена;
Ты же, Господи, доколе?
Обратись, Господи, избавь душу мою,
спаси меня ради милости Твоей
ибо в смерти нет памятования о Тебе:
во гробе кто будет славить Тебя?
Дудерштадт. Февраль 1945.