Рыжая кошка

— Холли сказала, что ей нужна помощь во время съемок… вроде телохранителя. Потом изложила подробности: где, когда и почему, — и у меня отвалилась челюсть. Я сказал: «Ни в жизнь». Деньги — это, конечно, хорошо, но весь замысел никуда не годится. Сказал, что она дурит этих типов и ей нужны мускулы. Да малейший сбой — и страшно представить, что может случиться. У меня-то опыта достаточно, и весь печальный. Я ни за что не хотел участвовать. Холли не возражала. Не давила, не пыталась уговорить — она никогда не занималась такой ерундой. Просто предложила посмотреть один из ее фильмов. И я посмотрел. У меня, доложу я тебе, крышу снесло. Никогда раньше не видел ничего подобного. Холли была… великолепна. Как она выглядела, что говорила — сердце просто взрывалось в груди. А как она под конец просто порвала этого типа, влезла ему в голову… Боже! Я посмотрел один фильм, потом она показала мне остальные. Просто потрясно. Правда, смотреть на нее с чужими мужиками было неприятно… но Холли не смущалась. Я, говорит, на результат работаю, секс — часть процесса, все равно что придумать, как расставить камеры и свет, как редактировать, и все такое. Она просто играла роль и все время контролировала ситуацию. Вот как она все объяснила. Я спросил, зачем ей видео, почему с таким талантом она делает такие фильмы, когда можно заняться чем угодно. И Холли ответила, что ей хочется рассказать истории, получить ответы на вопросы. Я говорю: «По мне, так все эти истории одинаковые». Она засмеялась и сказала: «Ты прав, вопросы тоже всегда одинаковые».

Койл посмотрел фильмы, и Холли снова предложила ему работу. И он согласился. Потому что увидел оригинальность Холли, силу воздействия фильмов, ее страсть, риск ради творчества — но главным образом потому, что успел влюбиться.

Холли вызывала Койла всего три раза, и хотя во время каждого сеанса случались напряженные моменты, ему ни разу не пришлось вмешиваться. Койлу не нравилось, что она занимается сексом с другими мужчинами (по его словам, ему становилось тошно при мысли об этом, вот он и старался не думать), но он никогда не осуждал ее.

— В тюрьме я понял: каждому свое и в свое время. На зоне, да и на воле, я знавал кучу психов. Что они только ни вытворяли, чтобы справиться, чтобы прожить день! Холли такое и не снилось. И они тоже почти ничего со своих закидонов не имели. Каждому свое.

У Джина Вернера оказалось больше предрассудков. Он узнал о фильмах Холли в конце августа и, как рассказывал мне Орландо Круг, превратил ее жизнь в ад. Койл сдержался и не избил Вернера только по настоянию Холли.

— Вернер все время приставал к ней, доводил. Пару раз устраивал сцены в клубе: орал, бил стаканы и всякое такое. Настоящий кретин. Я хотел пригласить его прогуляться в переулок, но Холли остановила меня. Сказала, ей плевать, что будет с красавчиком, она, мол, просто не хочет, чтобы меня взяли за то, что я двинул ему. Она положила руку мне на грудь, и, вот не вру, у меня голова кругом пошла.

В тот вечер Койл послушался Холли, но Вернер не отставал, и где-то через неделю, не сказав Холли ни слова, Койл нанес ему визит.

— Я этого типа пальцем не тронул. Даже голоса не повысил. Просто пообещал испортить ему вывеску. Подействовало сразу.

Это было в сентябре. К октябрю Холли и Койл стали любовниками. Все началось однажды в среду, когда Холли пришла в «Клуб 9:30» в первый раз за неделю и просидела до закрытия.

— Она попросила меня проводить ее, — сказал Койл. — А потом попросила остаться, — закончил он почти шепотом. — Иногда мы встречались раза четыре-пять в неделю, иногда ни разу. Иногда она звонила мне два-три раза за день, иногда не звонила вообще. Все зависело от работы. Она, когда работала, обо всем забывала. Ей нужны были свободное место и покой. И она терпеть не могла, чтобы ее подгоняли.

Койл вспоминал Холли, и глаза его светились, и каждый раз широкое лицо морщилось в улыбке. Но потом печаль снова заявила о себе: взгляд стал бессмысленным, лицо пустым. Счастливые воспоминания закончились. Я спросил, когда он в последний раз говорил с Холли и что было потом.

— В воскресенье, — ответил он.

Я попросил уточнить дату — он назвал. Это было воскресенье перед ее гибелью, через два дня после визита Стефани.

— Холли работала над фильмом, и мы не виделись уже недели две. Ту ночь мы собирались провести вместе, но утром она позвонила и сказала, что не может. И не объяснила почему. Я рассердился… так хотел увидеть ее… но на Холли давить нельзя, да и не в первый раз она вот так отменяла встречи. В понедельник я искал ее, но не нашел. Снова искал во вторник и в среду. Уже начал беспокоиться. В четверг я пошел к ней. Дома никого, квартира разгромлена — я растерялся. Не прошло и десяти минут, как постучал ты.

— Ты не вызвал копов, — заметил я.

— Думаешь, я не клял себя за это последними словами? Но я стараюсь не связываться с копами… Вдобавок я тогда не знал, что, черт побери, происходит. Может, ее ограбили. Может, она уже сообщила об этом.

— Разве она бы тебе не рассказала об ограблении, например?

— Холли о многом помалкивала.