Рыжая кошка

Койл снова уставился в пол, а я снова задумался о Холли и ее работе.

— Ты говорил Холли, что истории в ее фильмах всегда одинаковые… Ты сказал, что она согласилась с тобой и что, по ее словам, вопросы, на которые ей нужны ответы, тоже всегда одинаковые. — Койл посмотрел на меня и неуверенно кивнул. — Какие они были?

— Кто — они?

— Истории, которые Холли хотела рассказать, вопросы, ответы на которые хотела получить, — какие они были?

Койл медленно покачал головой.

— История всегда была о женатом мужике, который трахается направо и налево, а все вопросы — почему: почему он это делает, почему так обходится с женой и детьми. Всегда одно и то же, всегда из-за ее семьи.

— А что случилось с ее семьей?

— Это Холли так говорила. Ее папаша, наверное, был настоящим козлом — не мог удержать ширинку застегнутой и не парился это скрывать ни от кого, включая ее мамашу. Когда они с сестрой были маленькие, папаша трахал всех подряд: секретаршу, соседок, даже учительницу Холли. Наверное, предки ее крепко скандалили. Причем без конца. Хотя мамаша так от папаши и не ушла. Она терпела-терпела, вопила, плакала, а однажды легла в ванну, наглоталась таблеток и вскрыла вены. Холли вернулась из школы и нашла ее. Ей было лет четырнадцать.

— Господи.

Койл кивнул:

— Такое, блин, дерьмо.

— Ты не знаком с ее сестрой?

Он покачал головой:

— Холли никогда не брала меня с собой, когда ездила к сестре. Я пару раз просился, а она ни в какую.

Я прищурился.

— Часто она ездила?

— Не знаю… раз в месяц, может, два. Я не считал.

Раз или два в месяц.

— Я слышал, что она не желала иметь ничего общего с родными.

— Да. Они с сестрой не ладили, поэтому она ездила в основном навестить папашу. Он в каком-то там приюте и сильно не в себе… наверное, слишком не в себе, чтобы и дальше с ним ссориться.

Я кивнул. Вспомнил квартиру Холли и коробки из-под видеокамер на полу.

— Холли работала над фильмами дома?

— Ага… у нее был компьютер, программы для редактирования и для записи дисков. Но после разгрома все это добро исчезло.

Я вспомнил фильмы, вспомнил, как смотрел их у Тодда Герринга. И тут меня осенило.

— А реликварии… те шкафчики, которые сопровождали фильмы… Холли делала их в квартире, да?

Койл покачал головой:

— Ими она занималась в студии.

— В студии?

— Так она ее называла. Это просто отсек в камере хранения — чуть просторнее чулана, но у Холли там был верстак, инструменты для работы по дереву и всякое такое. — Койл назвал адрес: Гринпойнт в Бруклине. У него не было ключа, но он знал номер.

Я посмотрел на свои руки. Их дергало, выглядело все отвратительно, а боль мешала сосредоточиться. В ближайшем будущем мне светил визит в травматологию, и я не очень представлял, как поведу машину. Я спросил Койла, как с ним связаться, он вздохнул и дал мне сотовый номер Кенни. Его утомление оказалось заразным: меня захлестнула волна усталости, смыв легкое возбуждение, полученное от кофеина и сахара. Я поднялся и натянул куртку. Койл снова вздохнул и, еле передвигая ноги, дополз от койки до раковины. Пустил воду, наклонился — все как в тумане. И неожиданно заговорил.

— Я знал: это только вопрос времени, — тихо произнес он.

— Что — это?

— Я был так счастлив с Холли… слишком счастлив, словно это ошибка, словно я случайно перехватил чужое счастье. Все равно как найти набитый наличными бумажник: всегда знаешь, что рано или поздно объявится настоящий владелец. Время, что я провел с Холли, — будто взаймы взятое. — Он опирался на раковину, широкие плечи тряслись. Голос был тихим и каким-то придушенным. — Вот ты тут задавал всякие вопросы, на которые у меня нету ответов, и я вдруг понял: я же ни черта о Холли не знаю. Она меня в свою жизнь не впустила. Я не видел ее родных, друзей… Понятия не имею, где ее похоронят, кто и когда этим займется. Будут ли поминки или, может, панихида. Если я приду, кто-нибудь, кроме копов, будет знать, кто я?

Койл наклонился над раковиной, и его вырвало. Я закрыл за собой дверь.

Глава 33

Утро четверга выдалось серым и промозглым, ветер гнал над центром города тучи, несущие снежную крупу, дождь со снегом или град. В кабинете Майка Метца, по-моему, было ненамного теплее. Я повторил рассказ Джейми Койла, добавив, что в основном поверил ему. Майк молчал по другую сторону большого стола из черного дерева. Пальцы он поставил домиком, отчасти заслонив свое узкое бесстрастное лицо. Взгляд был скептический и раздраженный.

— Горе не является доказательством невиновности, — наконец произнес Майк. — Множество убийц оплакивали своих жертв: они любят жалеть себя, это другая сторона медали. Койл склонен к насилию, — Майк указал на мое покрытое синяками лицо, на забинтованные пальцы, — и он почти признался, что беспокоился, не начала ли Холли снова встречаться с Вернером.

— Вообще-то он в этом не признавался, — ответил я, — и у него есть алиби. Я поговорил с дядей, оно звучит убедительно.

— Это, часом, не тот же самый дядя, который врал тебе и копам насчет местопребывания Койла? И долго, по-твоему, продержится его подтверждение?