Рыжая племянница лекаря. Книга 3

— Да, ты давно ее желаешь, я знаю, — движения Уны становились более властными, резкими. — Внутри тебя огонь, успокоить жжение которого можно только кровью. Так отзывается в тебе часть оборотня. Но я не могла тебе этого позволить, пока в тебе оставалась хотя бы единая капля свободомыслия или доброй воли!.. Ты должен принадлежать мне душой и телом, выполнять любые мои приказы — и только мои!.. Кровь затуманит твой рассудок окончательно, но о своем предназначении — служить мне! — ты не должен забывать никогда. Я чувствую, что пришло время, ты готов. Помни, что ты бы сотворен Рыжей Уной и всегда останешься ее верным рабом…

Я слышала ее так ясно, словно эти слова ведьма шептала на ухо не Мике, а мне. Ярость в глубинах моей души нарастала — и на этот раз она не была беспомощной, о нет! Мике не принадлежал ей! Все ложь!..

Все вокруг меня задрожало, помутилось — и я не знала, что вижу перед собой: зал таммельнского замка — или ночной лес, ветви которого потрескивают под тяжестью снега? Красноватый огонь свеч — или мертвенный голубой свет луны морозной ночью? Чьи глаза светятся синим огнем — темноволосого мальчика или же зверя, прячущегося в полосах теней на снегу? И только Уна оставалась прежней: что там, что здесь она гладила волосы Мике — или шерсть? — без конца приговаривая: «Служи мне! Мои приказы — твой закон!»

Меня она не замечала, это все еще было не в ее власти — и я почувствовала, как преисполняюсь уверенности в своих силах, в своем праве. Здесь у меня сохранился голос, и я могла громко требовать от магии то, что мне полагалось!

— Мике не принадлежит рыжей Уне! — ясно и смело сказала я, обращаясь ко всему зимнему лесу сразу. — Слышишь, магия? Согласно твоим законам я взяла его себе! И подтверждала свое решение каждый раз, как возвращалась сюда! Мике мой, она не имеет право приказывать ему и принуждать к чему-либо. Никто не посмеет оспорить мои слова, ибо они угодны старым колдовским законам! Я знаю это и требую то, что мне причитается.

Я слышала, как что-то откликнулось на мой призыв: тьма зазвенела, как будто крошечные льдинки в воздухе, прежде висевшие неподвижно в безвременье, всполошились и бились одна об одну. Деревья качнулись безо всякого ветра, луна поблекла и начала краснеть, будто кто-то плеснул в нее старым вином… Я снова очутилась в замке, но лишь для того, чтобы услышать, как тихо стонет Огасто, прижимая руки к вискам: он лучше всех чувствовал биение смущенной и растревоженной моими требованиями магии. Вейдена с жалостью смотрела на него, но боялась шевельнуться — и более ничего ее не заботило: только страдания мужа, только его испуг. Хорвек, казалось, с искренним любопытством наблюдал за Мике, сотрясавшимся от озноба. Уна тоже беспокойно озиралась, не понимая, что происходит, но продолжала говорить со своим рабом, торопясь завершить ритуал:

— …Возьми кровь! Убей! И останься при этом моим, моим!

Мике подался вперед. Я одновременно видя его и здесь, и в лесу, знала, что он стал в этот миг истинным зверем: там, в лунном свете, чудовище с синими горящими глазами было покрыто шерстью, скалило клыки и скребло острыми когтями заледневшую землю.

— Убей! Убей его! — почти кричала колдунья, указывая на дядюшку Абсалома, тихонько подвывавшего от ужаса.

Тут, в замке, его защищал от Мике только пиршественный стол, через который слуга ведьмы уже почти перебрался — один прыжок, одно движение отделяло его от жертвы!.. Но в лесу — в заснеженном зимнем лесу, где Уна до сих пор мнила себя единственной хозяйкой, — на пути раба колдуньи стояла я.

Мике-зверь рванулся было вперед, но остановился, как вкопанный, сжавшись у моих ног. А я, теперь уже ничего не страшась и ни в чем не сомневаясь, медленно подняла руку и произнесла, указывая на Уну:

— Взять ее!

В тот миг, должно быть, ведьма наконец все поняла и увидела меня — магическая пелена спала с ее глаз. От злобы и ненависти она хрипло закричала, впервые позабыв о собственной красоте — это было видно по тому, как уродливо искривились губы, как выпучились безмятежные прежде глаза.

Зимний лес исчез, словно этот страшный крик стер его, разорвал на мельчайшие части. Остался лишь пиршественный стол в зале: я, поднявшись со своего места, стояла, указывая на Рыжую Уну, а в следующий миг Мике уже сбил ее на пол, устроив безобразную свалку. Трещала ткань роскошного платья, два злобных создания, в которых не осталось ничего человеческого, сплелись в рычащий и визжащий клубок. О, в этой драке не было ничего величественного или прекрасного — ведьма и ее бывший слуга-оборотень по-звериному грызли друг друга, рвали кожу когтями, и каждый искал горло врага.

Но Мике был сильнее и быстрее.