Уна в самом деле многим одарила своего самого ценного раба — он стал неуязвим для ее колдовской ненависти и силен в той же мере, что и она сама. Ведьма решила, что он станет вернейшим и опаснейшим ее оружием, черпающим силу из запасов самой Уны — и теперь, чем тяжелее приходилось Мике, тем больше он забирал у прежней госпожи, тем самым ослабляя ее. Он убил бы рыжую ведьму почти сразу, но этого было мало — разрушить ее план следовало до основания. Мне предстояло рассказать Огасто об обмане до того, как Уна испустит дух — иначе их договор не расторгнуть. И я, переведя взгляд на Хорвека, уже знала, что он держит в руках.
— Хорвек! — прохрипела рыжая ведьма, отчаянно пытаясь высвободиться, но он даже не взглянул на нее.
— Удачи, Йель, — сказал он мне, и открыл шкатулку, принимая на себя удар двух проклятий сразу.
Я помнила, что маг, нарушивший клятву перемирия, не проживет и десяти ударов сердца — но у меня не было времени на прощание. Кусок янтаря с бабочкой, застывшей внутри, лежал на россыпи разноцветных камней, и я, не зная точно, что с ним нужно сделать, схватила его и сжала в ладони. Тут же медовые горячие капли просочились сквозь пальцы, обжигая и пачкая. Я разжала кулак — и золотисто-рыжая бабочка вспорхнула над моей головой, а затем, заметавшись, исчезла в пламени свечей.
Горло свела судорога, пылающий комок, застрявший там, не давал дышать, и я невольно впилась ногтями в шею, пытаясь то ли раздавить его, то ли протолкнуть куда-то глубже.
А затем я услышала свой крик — хриплый, но громкий и сильный, заглушивший на мгновение и визг сопротивляющейся колдуньи, и рычание Мике. Сначала это был просто звук, торжествующий и яростный — я кричала, подняв голову к потолку, как волки воют на луну. Но времени было так мало, а мне столько всего нужно сказать!..
— Мике, держи ее! Не убивай — просто держи! — приказала я, не глядя ни на Уну, ни на Хорвека — только на Огасто, сонно моргающего и покачивающегося в такт музыке, которую никто, кроме него не слышал. Вейдена, узнавшая меня, встала со своего места и отступила назад, словно говоря: «Делай то, что тебе угодно. Я верю в то, что ты не хочешь причинить зло моему мужу» — и я на миг склонила голову, показывая, как благодарна ей за это доверие.
Той самой рукой, которая была перемотана грязными тряпками в пятнах крови, я схватила принца за горло, как только что хватала саму себя, и заставила подняться, не удивляясь той силе, которая невесть откуда появилась в моем теле. Сейчас я говорила и действовала не как Йель, безродная простолюдинка, искалеченная слабая девчонка, а как посредник между миром магии и людей, говорящий одновременно и с безумным принцем, и с неведомым божеством, которое помогло когда-то Уне обманом околдовать свою жертву.
— Принц Лодо, — звучно и громко произносила я, не отводя взгляда от бессмысленных мутных глаз. — Ты заключил договор с Рыжей Уной, добровольно покорившись ее воле. Она пообещала отомстить за смерть твоей невесты. Она пообещала тебе девушку, похожую на покойную, как две капли воды, чтобы утешить боль твоего разбитого сердца. Но истина такова: ты никогда не любил свою невесту — то были морок и колдовство, наведенные самой же Уной. Это она, приняв облик Вейдены, пришла к тебе из моря и опутала твой разум любовными чарами. Ее смерть была обманом, заставившим тебя возненавидеть свою семью, равно как была обманом и тоска по утраченной любви. Ты имеешь право расторгнуть сейчас этот лживый договор и освободиться.
Огасто, поначалу слушавший меня безучастно и равнодушно, захрипел и слабо дернулся, но я не отпускала его. Точно так же крепко удерживал Мике беснующуюся Уну, которая визжала и выла от ненависти.
— Ты слышишь меня, принц? — почти кричала я ему в лицо. — Тебя обманули! Уна играла тобой, и если ты сейчас не разорвешь договор, то погибнешь, так и не став свободным. Ни одно разбитое сердце, ни одна месть не стоят того, чтобы умереть настолько бесславно! Ты — наследник правителей Астолано, хранимый несравненной магией Белой Ведьмы. Как мог ты отказаться от памяти своего рода и подчиниться Уне? Ты безропотно отдашь свое королевство ей, злейшей и подлейшей из ведьм?
— Но моя семья… — внезапно прошептал Огасто, в котором вдруг появилось что-то человеческое и бесконечно жалкое.
— Твоя семья мертва, — безжалостно сказала я. — Больше некому мстить. Возвратиться тебе предстоит в разрушенный дом, в бедствующее королевство, к обездоленным подданным. Ничего уже не исправить и не вернуть, но ты можешь спасти хотя бы честь своего рода и стать опорой для народа в темное время, а не тем, кто приведет гибель в родные края. Разорви договор с ведьмой! Немедленно! Или ты не Лодо из Астолано, а жалкий трус, который скорее откажется от самого себя, чем решится честно вытерпеть боль потери!