Рыжая племянница лекаря. Книга 3

Я хотела сказать Огасто, что сама потеряла гораздо больше, пытаясь освободить его, и боль, которую я согласилась испытать, несравнима с той, которой он когда-то побоялся — но не успела. Глаза принца прояснились, лицо исказилось, как будто он испытал череду мучительных спазмов, а затем Огасто все увереннее и громче заговорил:

— Я, бывший некогда Лодо… Лодо из Астолано, принц Южных земель, разрываю свой договор с колдуньей Уной! Она обманула меня, и я беру свое слово назад!

То были верные слова, самые лучшие из тех, что мог выбрать принц для своего отречения — я поняла это по крику Рыжей Уны, да и колебания магии теперь мне приходилось чувствовать так остро, словно вместо крови в моих жилах теперь бежало чистейшее колдовство. До сегодняшней ночи великая тайная сила гневалась, когда я обращалась к ней и требовала поступать по справедливости, но сегодня ей пришлись по душе мои дерзость и прямота. Да и жертвы, принесенные мной, польстили самолюбивому божеству — я хорошо знала из рассказов Уны и Хорвека, как ценит магия тех, кто не щадит себя, ступив на колдовской путь.

Рука моя разжалась сама по себе. Огасто, отшатнувшись, пытался что-то сказать, но побледнел и едва не упал. Вейдена, все это время ожидавшая за его спиной, подхватила мужа, и он, обернувшись к ней, замер, словно впервые увидел ее лицо. Но мне не было до них дела — теперь, когда договор был расторгнут и принц освободился от чар.

Пришло время решить судьбу Рыжей Уны.

Милосердие? Я на мгновение задумалась: сохранить жизнь ведьме? Когда-то маленькая Фейн подумала, что на ее совести не должно быть черных пятен, и не дала умереть демону. За это расплатились все ее близкие — кто больше, кто меньше, но милосердия судьба ни к кому не выказала. Оставив Уну в живых, я еще раз сохраню свою совесть чистой — но скольким людям принесет горе ведьма? Ее не удержат оковы и цепи, каменные стены, решетки — нельзя сковать пламя и бурю. Не слишком ли дорогой выйдет плата за то, чтобы один-единственный человек не замарал рук и совести?.. Хорвек говорил, что счастья для нас уже не существует, так разве стоит мне бояться утраты спокойствия души?..

Как поступила бы на моем месте сама Уна? О, я прекрасно знала, как обходится с врагами рыжая ведьма! Она не убила меня сразу, о нет. Ей хотелось, чтобы мучения были долгими, чтобы смерть ко мне пришла лишь после того, как я увижу полное торжество своего врага. Чтобы я слушала раз за разом, как жалка моя участь, и как величественна — ее.

Что ж, именно эта слабость ее и сгубила.

Я не собиралась повторять ее ошибку и дарить ей хотя бы одну лишнюю минуту жизни.

— Мике, теперь ты можешь ее убить, — сказала я, и отвернулась, не удостоив рыжую ведьму более ни единым словом.

Теперь, когда я сделала все, что от меня требовалось, пришло время для самого  страшного — мне предстояло взглянуть на мертвого Хорвека. Я не слышала его последнего вздоха, не увидела гаснущего взгляда, и даже не успела попрощаться — о, зачем, зачем я вернула себе голос, если не смогла сказать Хорвеку ни слова?..

Я стояла перед его телом на коленях, отвернувшись ото всех, пока крики Уны не стихли. Хорвек был совершенно и бесповоротно мертв — магия убила его, посчитав, что поступает по справедливости. Он нарушил чародейское перемирие и открыл крышку шкатулки, защищенной самыми страшными проклятиями рыжей ведьмы — никто бы не спасся от столь злого колдовства. Обо всем этом он знал наперед, и я подумала, что наше путешествие в Таммельн было долгим прощанием — только я не могла понять этого, а Хорвек не мог объяснить, иначе мне не удалось бы призвать Мике с должным отчаянием и болью.

Будь у нас сейчас те самые десять ударов сердца, я бы сказала ему: «Я убила для тебя злую ведьму», а он бы наверняка ответил: «Я спас для тебя прекрасного принца» — ведь в начале нашего пути таковы были наши цели и мечты. Но теперь, когда путешествие подошло к концу и мы вернулись туда, откуда когда-то начали свой поиск, исполнение прежних заветных желаний не принесло нам обоим ни капли счастья.

— Я… я не понимаю, — раздался за моей спиной голос принца Лодо. — Все так странно, как во сне…

Его речь неуловимо менялась от слова к слову, становясь живее, громче. И догорающие свечи вспыхнули многократно ярче, как будто кто-то распахнул ставни и свежий воздух хлынул отовсюду в замок. Дядюшка Абсалом, успевший забиться куда-то под стол, бормотал оттуда: «Ваша светлость, прошу заметить, я здесь совершенно не при чем!..» Вдалеке послышались всполошенные тревожные вскрики, как это бывает у людей, разбуженных среди ночи неожиданным происшествием — вот только замок Таммельна пробуждался не от обычного сна.

— …Ваше сиятельство! Светлейший герцог!.. Госпожа Вейдена! Что же это?.. — громко восклицал кто-то из слуг, показавшись в дверях, а за ним толпилась прочая челядь, разом пришедшая в себя после долгого морока.

«Чары пали, — подумала я, поднимаясь. — Она точно мертва».

— Хватит, Мике! — приказала я вслух. — Оставь ее. Ты славно потрудился, но теперь с тебя достаточно.