Рыжая племянница лекаря. Книга 3

— О, это не так уж сложно, как вам кажется, — раздался спокойный голос Хорвека. Я опасливо повернула голову, стараясь не делать резких движений — рука Эдарро все еще сжимала мои волосы — и скосила взгляд.

Господин королевский племянник замер в странной позе: видимо, он как раз пытался, отдышавшись, разогнуться, когда нож Хорвека — тот самый, похожий на коготь — коснулся его шеи. Прикосновение вряд ли было болезненным, около острия выступило всего несколько капель крови — сущая царапина. Но для Эдарро, ни разу в жизни не испытывавшего ничего подобного, произошедшее стало потрясением: я поняла это по его округлившимся, остекленевшим глазам. Человек, не знавший, что такое поражения и опасность, оказался парализован своей открывшейся уязвимостью.

— Отпусти девочку, — повторил Хорвек. — Твое божье благословение знает, что я имею право убить любого из твоего рода.

— Но почему? — Эдарро словно враз лишился сил, руки его безвольно разжались и кинжал с негромким стуком ударился о землю, а я смогла наконец-то сдвинуться с места, все еще сгорбившись от страха.

— Потому что вы получили свою силу в обмен на мою жизнь, — коротко ответил Хорвек, и по отчаянному хрипу, вырвавшемуся из горла Эдарро, я поняла, что тот верно истолковал эти слова.

И то, что окружало нас, невидимое и тихое, много лет ждущее отмщения, разгадало слова Хорвека — пламя костра вновь взметнулось вверх, теперь уж едва ли не до вершин кипарисов. Ветер загудел в ветвях деревьев, заскрипели их старые ветви, и что-то гулко обрушилось в развалинах дома. Гнев сгущался вокруг нас — я задыхалась от этой ненависти. «Ты не смеешь называть себя моим сыном!» — шептала сама земля, некогда щедро политая кровью Белой Ведьмы. Как и тогда, при встрече с Глаасом, это место не узнавало и не признавало Хорвека, сменившего обличье и отказавшегося от себя прежнего.

Господин Эдарро вряд ли мог понять, что происходит — его глаза все еще были пусты и глупы — но я видела, как дрогнула рука Хорвека, как сжались губы. Тонкая струйка крови поползла по его подбородку, выдавая цену, которую он платил за противостояние силе, преданно и слепо защищавшей Эдарро от чужака.

— Я, Рекхе из Астолано, сын Белой Ведьмы, — хрипло произнес Хорвек, не обращая внимания на темные брызги, разлетающиеся во все стороны при каждом шевелении его губ, и не отводя руку с кинжалом-когтем от горла Эдарро. — Я отказался от облика человека, чтобы стать высшим существом, достойным сыном своего отца. А затем я предал его, отрекшись от Темнейшего двора, осквернив свой род нынешним своим жалким существованием в мертвом человеческом теле. Честь для меня пустой звук — если она препятствует мести. Сегодня я желаю отомстить за кровь, пролитую моей матерью, и уничтожить королевский дом Астолано, погубивший ее. Белая Ведьма, убей меня, если не узнаешь в ничтожном создании своего сына — но я не отступлюсь!

Речь эта произносилась мертвым, безжизненным голосом. Напоследок хриплый клекот в груди Хорвека стал настолько громким, что заглушал слова. Господин Эдарро дернулся, словно очнулся ото сна, и в его взгляд ожил — там появились проблески любопытства, что я посчитала крайне дурным знаком. Стараясь двигаться незаметно, я отползала от него все дальше, не отводя глаз от двух фигур, застывших, словно кто-то напустил на них чары. Королевского племянника на месте удерживало потрясение, равного которому он никогда не испытывал, а Хорвека — боль. И что-то подсказывало мне: первые узы куда ненадежнее вторых.

— Один из нас должен сейчас умереть, — негромко, но отчетливо произнес Хорвек, глядя куда-то в пустоту, и я поняла, что он говорит сейчас из последних сил. — Все равно я не смогу жить, зная, что потомки Виллейма ходят по той же земле, что и я. Разве ваш сын может поступить иначе, матушка?..

Вновь Эдарро дернулся всем телом, и на миг мне показалось, что лицо его побледнело и засветилось изнутри морской зеленью, а голубые глаза мутно блеснули перламутром морской раковины. То, вне всякого сомнения, был лик Белой Ведьмы, проступивший сквозь черты лица потомка ее убийцы: она улыбнулась своему сыну, наконец-то признавая Рекхе в незнакомце. Ведьма не поверила бы ни клятвам, ни уверениям, но мстительная ненависть, лишающая страха смерти, откликнулась в давно истлевшем сердце. И впрямь, так неистово желать смерти Эдарро из рода Виллейма-Ведьмоубийцы мог только сын астоланской колдуньи. Ветер стих, ветви над нашими головами перестали трещать, а пламя костра унялось. Хорвек еще раз глубоко вздохнул, и по тому, как расправились его плечи, я поняла: боль отступила.

— Я не стану просить тебя о пощаде, — промолвил Эдарро, не поднимая глаз. — И не попытаюсь откупиться. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что Виллейм солгал, сказав, будто ты умер той ночью.