Самого Дэна уже навестил человек от Ревнёва, который объяснил ему, что он взят на заметку, что его участие в преступной деятельности «Дианы» практически доказано, на что Дэн со свойственной ему прямотой ответил, что он и не отказывается от своей вины и готов хоть сейчас отправляться в полицию.
— Простите, Даниил Михайлович, но вот в полицию пока не надо, — остановил его гость. — Мы пока ведём своё внутреннее расследование, и я не пришёл бы к вам, если бы не был уверен в вашем искреннем раскаянии и желании помочь нам.
Он предложил Дэну помощь на суде, фактически, пообещал сделать наказание минимальным.
— Представляешь, Пашка, — возмущался Дмитрий после своего очередного визита к Строганову, — этот идиот сказал, что помочь расследованию поможет, а отмазывать его не надо. Тот ему: «А если вышка или рудники Феаниры?» Знаешь, что этот ненормальный ответил?
— «Значит, вышка или Феанира», — отозвался Павел, слегка растягивая слова, как Дэн. — Это его право, Димка. И он не идиот.
— Ладно, ладно, — сник Дмитрий. — Не идиот. Но всё же… он тебя вытащил, жизнью рисковал. Неужели этого недостаточно?
— Это Дэну решать, — сказал Павел.
Дмитрия разбирательства пока не коснулись, но Павел знал, что тот даже не думает о том, что грозит лично ему. В принципе, максимум, что Дмитрию могут вменить в вину — использование огнестрельного оружия в мирных условиях, с нанесением тяжких увечий человеку. Однако, поскольку пострадавший, то есть сам Павел, в полицию не заявлял, а свидетелей нет — Димке вряд ли могут приписать даже хулиганство. Ведь даже в документации, предоставленной Кариной, нет ни слова о Дмитрии Гордееве.
Карина вытащила Димку, сама того не подозревая.
Последнюю неделю Павел ходил с повязкой на глазах. Аристов сказал, что она необходима для защиты глаз от воздействия внешней среды на время лечения.
Ника старательно вникала во все тонкости работы врача-окулиста, многое, конечно, оказалось для неё совершенно новым и неизведанным.
— Лучше бы я решила стать ветеринаром, — вздыхала она.
Павел тут же обижался и просил объяснить, с каким же из животных она бы тогда уравняла её первого серьёзного пациента, то есть, его самого.
— Ты — волк, — с удовольствием говорила она и видела, как разглаживается его лицо, хотя вслух он жаловался, что сравнение с дикой собакой его мало радует.
От Ореста по-прежнему не было ни слуха, ни духа. Нику стало тревожить подозрение, что он что-то узнал, догадался, что Каджеро сейчас не самое безопасное для него место. Орест всё-таки очень умен. И опасен. Это не стоило забывать.
Пару раз звонил Тони — ненадолго и только Павлу по личному каналу. Передавал приветы от «вышестоящих лиц», подразумевая подполковника Фойзе, и коротко сообщал, что «дело движется, не волнуйтесь, делайте то, что начали». Желал скорейшего выздоровления и отключался.
Прошли долгие десять дней, и вот однажды Аристов пригласил Павла в комнату, оборудованную под временный медицинский кабинет.
— Сегодня попробуем снять повязку, — сказал он, усадив Павла в кресло и закрывая жалюзи. — Ты только не волнуйся.
Павел почти не волновался, а руки вовсе и не дрожали, это просто вечерняя прохлада…
— Так, всё, — Аристов снял плотную ткань с его лица. — Теперь открывай глаза, только не торопись и не волнуйся — сразу, скорее всего, ты ничего и не увидишь.
Медленно-медленно поднялись веки. В ушах Павла всё ещё звучали последние слова Володи, и только поэтому он удержался от разочарованного вздоха. Вместо мутного непроницаемого тумана перед глазами всё та же чернота — будто он и не открывал глаз. Стараясь, чтобы не дрожал голос, он сказал об этом вслух.
— Спокойно, — издалека сказал Володя. — Так и должно быть, глаза будут привыкать медленно. Не волнуйся, в комнате сейчас темновато.
Но даже этот полумрак показался ему ясным днём — когда, спустя некоторое время, у комнаты начали наконец проявляться очертания. Спустя четверть часа он ясно различил светлые стены, контуры мебели и фигуру мужчины чуть в стороне. Володя.
— И как? — осторожно спросил тот.
Павел медленно поднялся, не отвечая, и сделал неуверенный шаг к Аристову, привычно вытянув вперёд руку. Тот не пропал, не растворился. Осталась на месте и комната.
— Я вижу, — просто сказал Павел, голос дрогнул, но он больше не следил за ним. Не до того.
Аристов тут же подошёл, сжал его протянутую руку, быстро усадил обратно и, спустя полчаса каких-то сложных манипуляций со своими приборами, откинулся на спинку стула.
— Ну, что я могу сказать… Повезло тебе, Паша. Зрение восстановится стопроцентно, не сразу, но восстановится. Ещё неделю поплаваешь в тумане, но это пройдёт.
Он дал несколько рекомендаций, которые требовалось выполнять первое время, Павел слушал его, кивал, а сам жадно вглядывался в окружающий мир. Затемнённая комната казалась ему просто сказочно красивой. Он никогда раньше не думал, что просто видеть — это такое наслаждение.
Аристов поймал его взгляд, обращённый к двери, усмехнулся понимающе.
— Ладно, самое главное я тебе сказал. Сейчас, позову.
Он быстро поднялся и вышел.