Рыжая Соня и Врата Немедии

— Это тебе надо было думать, мне-то что с того…

— Конечно, к Килве меня и близко не подпустили. Сперва я нанялся подмастерьем к гончару, потом служил при конюшнях и там же жил, со мной расплачивались только едой… но мне нужно было как-то подобраться к тому, ради чего я вообще пришел в Немедию, а путь оказался только один: стать гладиатором. Так я и сделал.

Вообще, еще в Бритунии я участвовал в турнирах и неплохо владел оружием и собственным телом, но тут было совсем другое…

Я выходил на арену бельверусской Килвы и каждый раз был уверен, что меня убьют. Перед боем я всегда испытывал страшную тревогу, но стоило мне увидеть своего противника, как страх и неуверенность сменялись азартом сражения, я просто обязан был победить, и обычно так и происходило. Мне нравилось сражаться!

Нравилось, как восторженно ревет толпа, приветствуя мои победы, какими влюбленными глазами на меня смотрят женщины — о, можешь поверить, у меня было очень много женщин!

— А как же вечная любовь? — осведомилась Соня.

— За шесть лет, которые я прожил в Бельверусе, от многих моих иллюзий и следа не осталось, — махнул рукой ее собеседник. — Конечно, мне приходилось много тренироваться, бои отнимали много времени и сил… и все равно я изыскивал возможность приходить в Килву и тогда, когда там происходили драматические представления. Просто стоял, жадно смотрел и слушал, запоминал все монологи… Пробирался я и на репетиции. Тогда среди актеров особенно блистал один человек, его звали Иалон.

Как он играл! Я верил каждому его слову. Высокий, стройный, такой утонченный красавец Иалон, любимец публики… однажды он заметил меня.

«Что ты здесь делаешь?» — вопросил он изумленно, потому что дело происходило днем, зрителей не было, и труппа просто отрабатывала какую-то сцену.

«Я хочу играть, как ты», — признался я, глаз не смея поднять на своего кумира, а тот зло рассмеялся и закричал: «Посмотрите, безмозглый гладиатор, бездушная тупая гора мяса, смеет заявлять, будто что-то смыслит в высоком искусстве драмы! Да как ты смеешь, тварь?! Твое дело махать мечом, ты всего лишь животное, не способное связать и двух слов, то же самое, что любой из быков, с которыми сражаются такие же, как ты, паршивые идиоты!»

Остальные его товарищи подобострастно хихикали, издеваясь надо мной: ведь Иалон был фаворитом самого короля, и никто не смел ему перечить. Я не знал, куда деваться от стыда и незаслуженной обиды.

«Убирайся, — продолжал Иалон, — чтоб я тебя здесь не видел! Пошел вон!»

Когда я, не помня себя, выбежал прочь из Килвы, мне казалось, что я не переживу такого унижения. Я шел по улице Бельверуса, сам не ведая, куда и зачем, и тут встретил того самого парня из Бритунии, с которым мы когда-то дружили.

«О, Эльбер, — воскликнул он, — вот неожиданность! Я думал, тебя и в живых-то нет. Что-то ты совсем нас забыл».

От него я узнал, что Арьяла вышла замуж за другого, моя собака сдохла, а отец считает, что я навек опозорил его, став неизвестно кем в чужой стране…

Все это было ужасно. Расставшись со своим бывшим товарищем, я вернулся домой, взял свой меч и хотел покончить с собой. Весь мир против меня, думал я, я предал всех, кто меня любил, гоняясь за миражом, Иалон надо мной жестоко посмеялся… зачем мне жить? Я был совершенно один и уверен, что меня никто не видит и не слышит.

И я стал произносить монолог героя оной драмы, которого обычно играл Иалон, несчастного Дильмуна, воина, проигравшего сражение, захваченного в плен и погибшего, восстав против своих мучителей.

— Я знаю сказание о Дильмуне, — кивнула Соня.

— А я сотни раз слышал этот монолог.

«О великие боги, лучше я поднимусь в полный рост и приму достойную смерть, нежели стану влачить жалкое существование коленопреклоненного раба! Падите на меня, горы и молнии небесные, сожгите меня, рожденного для славы и познавшего страшный позор…»

Я закончил и хотел уже снова взяться за меч, но тут вдруг кто-то крикнул: «Браво, Эльбер!»

Это было так неожиданно! Я поднял глаза и на одной из трибун увидел девушку. Она стояла, прижав руки к груди… она знала мое имя, а я мог поклясться, что впервые в жизни вижу ее.

Девушка спустилась с трибуны, подошла ко мне и попросила: «Пожалуйста, прочитай еще что-нибудь». — «Неужели тебе понравилось? — не поверил я. — Ведь я всего лишь безмозглый гладиатор…» — «Нет, Эльбер, нет, — возразила она, — ты станешь великим актером, клянусь тебе!»

Я продолжил чтение… для нее одной, а она смотрела на меня и слушала, боясь вздохнуть. Одета она была совсем просто и даже бедно, но я не мог отвести глаз от ее прелестного нежного лица. Девушка оказалась сиротой, дочерью одного из убитых гладиаторов, которой из милости позволили служить в Килве, чистить наше оружие после боя и убирать трибуны. Ее звали Глария, и она была первым человеком, который поверил в меня.

«Не сдавайся, Эльбер, — твердила она, — у тебя все получится! Я помогу тебе!»

Я сомневался в том, что бедная девушка на самом деле может быть мне как-то полезной, однако под внешностью неземного хрупкого создания скрывался острый ум и потрясающая отвага.