Рыжая Соня и Врата Немедии

Народ Бельверуса просто хохотал, увидев эту, с позволения сказать, драму. Это при дворе можно льстить сколько угодно, а черни рот не заткнешь… Правитель пребывал в крайнем унынии и ярости, он ни мало не разуверился в собственной харизме гениального поэта, а всю вину, естественно, свалил на меня, якобы не сумевшего воплотить его великий замысел.

Возможно, моя дальнейшая участь и не была бы столь печальной, если бы я не попробовал спорить с ним, убеждая в том, что на мне нет никакой вины: я ведь и так сделал все, что мог!

Однако король разгневался еще больше. «Ты, бездарное ничтожество, — крикнул он, — я научу тебя повиновению и страху!»

Соня, ты, наверное, не поймешь этого, но молча вытерпеть подобное оскорбление было выше моих сил.

«Один из нас двоих, точно, бездарное ничтожество, — прошипел я, на какой-то миг словно забыв, с кем говорю, — но это не я! Самой богине — покровительнице театра, захотелось, наверное, отвернуться при виде твоего уродливого детища, которое не стоит пергамента, на коем написано!»

Бара, мне ли было не знать, что любой поэт легче перенесет гибель своего первенца, у него на глазах жестоко растерзанного стаей волков, нежели неодобрительный отзыв о своем чаде, рожденном в творческих муках? А если этот поэт облечен неограниченной властью, то горе опрометчивому критику, осмелившемуся произнести нечто подобное…

— Да, — протянула Соня, — тебе не позавидуешь… И как же он поступил с тобой?

— Очень просто. Для начала меня бросили в камеру, точно какого-то преступника. Полная темнота и холод каменного мешка были совершенно невыносимы еще из-за того, что там вода стояла по щиколотку — в таких камерах в Бельверусе держат только рабов, непочтительных по отношению к своим господам, и Аргеваль намеренно отправил меня туда, чтобы показать — я в его глазах не более, чем жалкий раб, которого можно топтать ногами. Так прошло не меньше седмицы. Сначала я негодовал и требовал выпустить меня, потом терялся в догадках — что он намерен сделать дальше, казнить меня или изгнать из Бельверуса, или — это казалось мне самым страшным исходом — попросту сгноить в этой ледяной преисподней… потом мне стало уже все равно> я просто, обессилев, лежал в воде и ждал смерти.

— После этого ты и начал панически бояться полной темноты?

— Да… Когда дверь, наконец, открыли, я едва сумел встать на ноги и тут же снова упал на колени, а охранники, явившиеся за мной, принялись смеяться, показывая на меня пальцами.

«Поднимайся, комедиант, — один из них ударил меня ногой, — ты еще не получил свое сполна!» — Эльбер говорил с трудом, ему нелегко Хавались тяжелые воспоминания.

— И… что? — спросила девушка. — Тебя все-таки отпустили?

— Только после того, как высекли при свидетелях, точно раба, а не свободнорожденного гражданина Бельверуса.

Соня поняла, что он имеет в виду. В Немедии свободных граждан могли казнить в случае совершения ими особенно тяжких преступлений, но зачастую приговаривали к выплате денежного штрафа, сумма которого определялась степенью вины приговоренного; однако их никогда не подвергали публичным телесным наказаниям.

— Но ведь ты не раб! — возмутилась она столь явной несправедливостью.

— Но я — иноземец. Я же из Бритунии. Король просто напомнил мне о том, что на его земле я совершенно бесправен и недостоин того, чтобы судить меня по закону.

— Да тебя и судить-то было не за что!

— Аргеваль думал иначе. Он унизил меня физически и уничтожил мою душу… а когда я, наконец, вернулся домой, то в довершение всего застал картину полного разорения. Сад был сожжен, дом разграблен и изгажен…

Я получил достаточно жестокий урок, чтобы рассчитывать на то, что кто-то станет меня защищать, и знал, что могу надеяться только на собственные силы. Хуже всего было то, что Глария пропала.

Я терялся в догадках одна страшнее другой, искал ее повсюду, пока мне не сказали, что она — в доме казначея Ишума. Я бросился туда, не сомневаясь, что этот негодяй силой принудил Гларию стать его наложницей. Терять мне было нечего, я решил, что убью Ишума, сумею отомстить за ее и свою честь, а потом будь что будет!

— Наверное, на твоем месте я бы тоже так сделала, — воскликнула Соня, — я бы весь этот поганый Бельверус разнесла, к Нергалу!

— Если бы я не испытывал такой ярости и неистовства и был способен рассуждать, я ни за что не явился бы туда открыто, но я поступил именно так — и тут же попал в руки стражи.

Правда, у меня был нож, и я успел ранить или убить двоих-троих Ишумовых псов прежде, чем остальные все-таки скрутили меня. На этот раз я не сомневался, что меня казнят, но смерть была бы избавлением от страданий. Однако уже на следующий день произошло нечто невероятное. Меня доставили к королю Аргевалю.

«Эльбер, — сказал он, — я могу сохранить тебе жизнь». — «Мне она не нужна», — ответил я. — «Она нужна мне, — возразил Аргеваль, — и Немедии. Я, пожалуй, погорячился, поступив с тобой довольно жестоко, но теперь я полностью простил тебя и хочу просить об одной услуге». Мне захотелось рассмеяться ему в лицо.