Рыжая Соня и Врата Немедии

Нередко его посещала мысль отомстить за гладиатора людям, которые были к нему столь несправедливы, но в конце концов Осенняя Луна пришел к выводу, что Эльбер сам разберется с ними, если выживет.

«Роскошная» встреча, которую он устроил бритунцу и пришедшей с ним рыжеволосой женщине, весьма позабавила Таймацу. И ему в целом понравилось, как они себя повели в ответ на его маленькие сюрпризы. Не ударились в панику, не бросились бежать — это было добрым знаком! Приняли и почти поняли правила его игры — еще лучше, на такое не каждый был бы способен в их положении, а эти люди почти все делали правильно.

Поэтому Осеннюю Луну так вывела из себя грубая ошибка рыжей, преступная беспечность, которая все испортила: вот и пришлось жестоко проучить их обоих, заставив испугаться по-настоящему. Конечно, потом он дал рыжей противоядие, но Таймацу прекрасно знал, что женщина была на волосок от смерти.

Она еще и теперь выглядела неважно. И все же ему трудно было перестать смотреть на нее. Осенняя Луна не находил красивыми женщин, рожденных в любом другом месте, кроме Радужных Островов, и до сих пор ни одна из них не могла заставить его сердце биться сильнее и чаще. Но в этой было нечто такое, что восхищало и притягивало Таймацу. Может, то, что она была Призраком, как и он сам, только на хайборийский, западный лад…

Глава 18

Как дни шли за днями, а ничего не происходило. Эльбер заново пытался привыкнуть к миру, который покинул почти семь зим назад, и Соня не торопила его, понимая, что ее другу приходится нелегко. Иногда они вместе выходили в город, и все маршруты, которые выбирал бритунец, неизменно приводили к стенам Килвы.

Там он мог бродить часами, как бы невзначай прикасаясь пальцами к камням, в задумчивости или же в смятении, которое, впрочем, тщательно скрывал. Однако на предложение девушки войти внутрь и посмотреть бои Эльбер отвечал отказом. То же касалось и драматических представлений.

— Я пока не могу себя пересилить, — откровенно признался он. — Я чувствую себя так, словно в самом деле умер, а теперь живу снова — и это необыкновенное странно. Все осталось прежним, знакомым, а я изменился, и поэтому окружающее кажется совсем другим.

— Ты смотришь на Бельверус глазами Муонга из племени Детей Змеи, — кивнула Соня.

— Не знаю, вомне как бы существуют два разных человека, и мне не определить, кто из них настоящий я…

Правда, Эльбер и Муонг во многом были не схожи. Девушка знала, что один из них — аскет, способный питаться тем, что посылают боги леса, и возносить им хвалу за это, спать на голом бамбуке, мокнуть под бесконечными дождями, ходить обнаженным и ни на что не роптать.

Второй, напротив, был отменным сибаритом, гурманом и неженкой, предпочитавшим изысканную пищу, мягкую постель и бесконечное времяпрепровождение в термах, желательно имея при себе один-два кувшина вина из наилучших сортов винограда; этот второй тщательно следил за собою, был взыскателен в выборе одежд, точно женщина, и ежедневно ухаживал за своими ногтями, как если бы это было делом чрезвычайной важности.

Существовал и третий лик бритунца — он совершенно преображался, когда дело касалось тренировок с Таймацу, в которых Соня находила удовольствие, а он — нет. Девушка не помнила, чтобы в лесах ее друг проявлял излишнюю агрессивность. Он жил там как хищник, который охотится ради еды, и ему в голову не приходит испытывать ненависть к жертве.

Муонг бывал вспыльчив, но Соня не могла бы назвать его злым человеком. А тут… тут его глаза делались ледяными, взгляд останавливался, губы растягивались в предостерегающем оскале, из глотки вырывалось хриплое рычание, и Эльбер бросался на маленького островитянина с таким видом, словно готов был разорвать его в клочья.

Впрочем, самому Таймацу ни малейшая опасность не угрожала, он в любом случае остался бы невредим, ибо значительно превосходил как бритунца, так и Соню во всех боевых навыках.

Он лишь указывал на их ошибки при помощи короткой палки, оставлявшей чувствительные отметины на теле, если Осенняя Луна был недоволен тем или иным движением.

Девушку это тоже злило и раздражало, ее достоинство бывало крайне уязвлено, когда вместо объяснений в случае неудачи она получала болезненный удар по ноге или руке, а Эльбер так вообще приходил в бешенство, и это ему только вредило.

Лежа с ним в постели, Соня забавлялась, пересчитывая отметины, появившиеся за последний день.

— У тебя больше, — сообщала она не без торжества. — Так что я сегодня выступила достойнее.

— Неправда, — взвивался бритунец, — ты неправильно считаешь, Таймацу задел меня всего дважды, а не пять раз, как ты говоришь! Это прошлые следы.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — снисходительно улыбалась девушка. — А то когда ты так злишься, то похож на ребенка.