Самой большой нашей победой было то, что усталость и разочарование сблизили нас. Мы стали близкими друзьями. То, что мы в конце концов осознали, что у нас не будет ребенка, отдалило нас от других семейств и обогатило нашу интеллектуальную жизнь. Айше была недовольна тем, что плодовитые, как крольчихи, подруги-домохозяйки жалели ее. Теперь она с ними почти не встречалась. Одно время она искала работу. Позднее я решил основать собственную фирму, занимающуюся мелкими строительными работами, и предложил жене возглавить бизнес. Она быстро научилась управлять инженерами и рабочими. Признаться, всем процессом из-за ее спины управлял я. Фирму мы назвали «Сухраб».
Вскоре мы переехали в дорогую четырехкомнатную квартиру в Гюмюшсую с видом на море и, подобно счастливым супружеским парам, путешествовавшим в медовый месяц, отправились смотреть мир. После того как самолет взлетел над Стамбулом, я через жену потянулся к иллюминатору и разглядел из окна самолета, что наш бывший участок на возвышенности покрылся домами и фабриками. Почему-то от этого я ощутил покой.
В наших поездках по миру мы останавливались в лучших отелях, открывали много неизведанного, ходили по музеям; периодически то в Лондоне, то в Вене демонстрировали тому или иному специалисту по женской репродукции наши документы. Эти походы поначалу давали нам небольшую надежду, но затем всякий раз заканчивались все более тяжелым разочарованием.
Мы испытали счастье посмотреть на миниатюры в старинных рукописях «Шахнаме» в дублинской библиотеке Честер Битти, благодаря протекции одного знакомого дипломата, а год спустя увидели их в Британском музее, отправившись по совету Фикрие-ханым в библиотечный отдел, где хранились старинные иранские рукописи. Посетители редко имели возможность лицезреть эти миниатюры выставленными в залах музея. Когда я смотрел на рисунки и наброски, то поддался воспоминаниям о моей юности и Рыжеволосой Женщине, и это опять разбудило во мне чувство раскаяния. Чрезмерно вежливые научные сотрудники библиотек, освещенные желтым светом комнат, белые перчатки, которые они иногда надевали, напоминали нам, насколько человечным и хрупким является то, что мы видим на страницах. Признаться, во время своих частных визитов мы не могли глубоко разобраться ни в исламской живописи, ни в мотивах истории «Шахнаме», ни в такой важной теме, как взаимоотношения Востока и Запада. Но миниатюры, тонко прописанные в старинных рукописях, научили мимолетности жизни, тому, что прошлое не воскресить и что наша уверенность в том, что, запомнив несколько деталей, мы постигнем настоящий смысл жизни и истории, является не чем иным, как пустой самонадеянностью. Когда мы с Айше выходили из сумрачных коридоров музейных библиотек на улицы больших европейских городов, то чувствовали: увиденные нами миниатюры сделали нас еще более внимательными, еще более тонко чувствующими.
Меня потрясло известное полотно Ильи Репина «Иван Грозный убивает своего сына». На этой картине, которую мы с Айше с восторгом рассматривали в Третьяковской галерее, Иван, как и Рустам, заключил сына в объятия. Казалось, что картина, впитавшая в себя лучшие образцы персидских миниатюр с убийством Сухраба Рустамом, была выполнена после эпохи Ренессанса персидским художником, уже знакомым с техникой исполнения перспективы и тени. Отец-правитель обнимает обагренное кровью тело; царевич лежит на руках у родителя, покорно предавшись его воле, а на лице у отца отразились ужас и раскаяние. Сила этого раскаяния, простота и тематическая выдержанность сюжета странным образом заставили меня ощутить суровую силу государства.
В Париже в Музее Гюстава Моро я увидел «Эдипа и Сфинкса». Художник изобразил не грехи и преступления Эдипа, а его победу. Копию картины мы уже имели честь разглядывать в Нью-Йорке в музее Метрополитен. В том же Метрополитене на том же этаже находился отдел исламского искусства, в котором выставлялись миниатюры из «Шахнаме». Полутемный отдел был пустым и напоминал: мы интересуемся давно забытой темой.
Во время недели фильмов Пазолини, организованной в Стамбуле при поддержке итальянского консульства, я и Айше посмотрели его «Царя Эдипа». Зрительный зал Итальянского дома, забитый стамбульскими киноманами и интеллектуалами, затаил дыхание.
Фильм Пазолини снимал в Марокко, для съемок он использовал местные пейзажи, красноватую землю и старинную призрачную крепость из красного камня.
– Хочу еще раз посмотреть этот красный фильм, – сказал я. – Интересно, можно ли найти его на DVD?
– У актрисы Сильваны Мангано, игравшей мать Эдипа, даже волосы были красноватыми, – сказала моя жена.
По утрам Айше выходила со мной из дому и отправлялась руководить нашей фирмой «Сухраб». Я по вечерам заезжал за ней в офис «Сухраба» в Нишанташи, где народу с каждым месяцем становилось все больше. Мы работали допоздна, а потом, перекусив где-нибудь в ресторане, возвращались домой.