Рыжеволосая Женщина

– Никто сейчас не интересуется старинными историями, – сказала она. – Мне понравилось, что вы так много занимаетесь Рустамом и Сухрабом. Что вы нашли в этой сказке?

– Мне запало в душу то, что отец убивает сына, а затем раскаивается, – сказал я. – Много лет назад я видел похожую сцену в одном бродячем театре.

– У вас плохие отношения с отцом? – спросила Фикрие-ханым. И не дождавшись ответа, продолжила: – Мы, турки, незаслуженно позабыли о «Шахнаме». К тому же мир, в котором мы сейчас живем, не любит старинные истории о великих воинах. Книгу Фирдоуси давно забыли, но истории из «Шахнаме» продолжают жить. Они до сих пор бродят среди нас, меняя обличье. Вот только позавчера вечером мы с моей помощницей смотрели по седьмому каналу старый фильм с Ибрагимом Татлысесом[13]. Это была адаптация легенды о любви из «Шахнаме» наложницы Гюльнар и Ардашира[14]. Мы с моей ассистенткой Тугбой смотрим старые турецкие фильмы для того, чтобы увидеть старинный Стамбул, и для того, чтобы рассмотреть в новых сюжетах старые, пришедшие из «Шахнаме» и других книг. Насколько изменился Стамбул, не так ли, Джем-бей? Но глаза все равно узнают старые улицы и площади. Точно так же происходит и с историями «Шахнаме». Недавно мы посмотрели один фильм и смогли выявить все сюжеты, заимствованные из «Хосрова и Ширин»[15]. Мне кажется, что если эти книги забудут, то истории из них все равно продолжат жить в пересказах. Когда мы смотрим мелодрамы киностудии «Йешильчам», то вспоминаем легенды прошлого. Многие сценаристы, вновь и вновь перечитывая «Шахнаме», пишут затем сценарии для турецкого и персидского кино. Эти сказания очень любят в Пакистане, Индии и во всей Средней Азии и постоянно снимают по ним фильмы, как и у нас на «Йешильчаме».

Я рассказал Фикрие-ханым, что я не сценарист, а инженер-геолог, а старинными историями интересуюсь потому, что езжу в Иран. Слышала ли она, что в наши дни государство Иран пытается приобрести миниатюру, на которой Рустам оплакивает сына Сухраба? Чтобы вернуть миниатюру в Иран из нью-йоркского музея «Метрополитен», правительство страны привлекло опытных агентов и предложило за нее целое состояние.

– Книга с всемирно известной миниатюрой, о которой вы говорите, хранилась у нас, в Топкапы, – вздохнула Фикрие-ханым. – Когда падишахи покинули Топкапы, она была украдена и отправлена на Запад. Сначала попала в руки Ротшильда, затем была продана в Америке. Эта книга, как и ее несчастные герои, всю жизнь проводит в скитаниях по чужим странам, по чужим рукам и, к сожалению, является орудием и в национальных вопросах, и в политике. Вы никогда не думали о том, что именно мы, турки, изображены в «Шахнаме» в качестве тех, от кого воротят нос и кого называют врагами? А ведь в наших хранилищах полно «Шахнаме».

– В девятьсот девяносто девятом году, когда была написана «Шахнаме», турки еще не пришли из Азии, – сказал я с улыбкой.

– Вы знаете больше, чем какой-нибудь профессор, но все равно вы любитель, – проговорила Фикрие-ханым.

Слово «любитель» меня не обидело. Я от души поблагодарил многознающую Фикрие-ханым, уделившую мне несколько часов своего драгоценного времени. Мы просидели тем осенним вечером до темноты. Туристов больше не было, музей закрылся. Фикрие-ханым, совершенно не интересовавшаяся современной политикой, рассказала, что происходило с самыми ценными из старинных рукописей «Шахнаме», увязав свой рассказ с политическими событиями, и это мне напомнило еще об одном сходстве между Эдипом и Сухрабом, о котором я прежде не думал, – о политической ссылке, о жизни вдали от родины… Отец всегда искренне интересовался этой темой. После военного переворота многие его приятели-единомышленники сбежали в Германию, предвидя, что их ожидает. А такие, как мой отец, либо те, кто не смог сбежать, в конце концов оказались в руках полиции и подверглись пыткам.

Пока Эдип и Сухраб искали своих отцов, они отдалялись от городов и земель, к которым принадлежали, враги принимали их как гостей и использовали в своих целях. В обеих драмах эта дилемма не подчеркивалась, так как связь с семьей, с царем, с отцом из династии была для Софокла и Фирдоуси более важной, чем связь с народом. Но в поисках своих отцов и царевич Эдип, и Сухраб вели дела с врагами своих стран.

31

Когда мне исполнилось сорок, а Айше тридцать восемь лет, мы начали понимать, что наша мечта иметь ребенка не осуществится. Можно сказать, мы сдались после того, как потратили большое количество времени и средств на турецких врачей и на американские и немецкие клиники.