Это была Рыжеволосая Женщина. Наши взгляды встретились. Она старалась выглядеть дружелюбной и мило улыбалась. Я дал ей слово.
– Мы давно следим за успехами «Сухраба», Джем-бей, – сказала она. – Мы ждем от вас, что в одном из этих зданий вы устроите театр.
Несколько человек зааплодировали. Но я не видел никого, кто проявил бы особенный интерес ко мне и Рыжеволосой Женщине, усмотрев в ее словах скрытый смысл или намек.
После вопросов присутствовавшие стали осматривать макеты, и мы с Женщиной подошли друг к другу.
Я видел ее впервые за тридцать лет. Она не выглядела усталой или сердитой. Она была спокойной или, по крайней мере, хотела такой казаться.
– Надеюсь, я не удивила вас, Джем-бей, своим появлением. Мы пытаемся создать театральную труппу из молодых людей, которые являются друзьями моего сына. Я бы хотела их познакомить с вами. Никто не говорил, что вы приедете, но я была уверена, что вас сегодня здесь увижу.
– А Энвер-бея нет?
– Нет.
Неджати-бей усадил нас с Рыжеволосой Женщиной за столик в скрытый от посторонних глаз уголок, заказал чая и оставил одних.
– Джем-бей, я многие годы не знала, кто является отцом моего сына Энвера – вы или Тургай. Если бы я пошла в суд, то ничего не смогла бы доказать, но только бы всех расстроила, а вас и себя – опозорила. Вы прекрасно знаете, что такого намерения у меня не было.
Я слушал каждое слово Рыжеволосой Женщины, затаив дыхание. Ее руки опять совершали быстрые движения; ее наряд был такого же темно-синего цвета, как и тогда; ее лицо было таким же ухоженным.
– Конечно же, я ни одному из вас не дала понять, что сомневаюсь относительно отцовства ребенка, – продолжала она. – Тургай и так обращался со мной и с моим сыном плохо, потому что прежде я была замужем за его старшим братом. После того как мы разошлись и Тургай скончался, мне было очень сложно рассказать Энверу, что его биологическим отцом на самом деле может быть такой успешный и блестящий человек, как вы, и убедить сына открыть судебное дело. В конце концов дело он открыл, но из-за этого мы с ним сильно поссорились. Энвер еще не очень успешен в жизни, но он творческий человек. Он пишет стихи.
– Я читал их. Стихи очень хорошие, но идеи тех журналов, в которых они опубликованы, я не признаю. Очень жаль, что в журналах нет фотографий молодого поэта.
– Ах, конечно, я вам отправлю фотографию нашего сына, – сказала Рыжеволосая Женщина. – Сегодня он шлет стихи в религиозные журналы, а завтра будет писать об армии и флаге… Он очень гордый и упрямый. Ему нужен сильный отец, который направит его. Энвер непременно познакомится с вами и вас полюбит. Я сегодня приглашала его сюда, но он не пришел. Я сумела пробудить интерес к театру у тех молодых людей, которые собрались здесь. По воскресеньям мы встречаемся в Стамбуле и ходим в театр.
Устроить после общественных слушаний в свадебном зале ужин с алкогольными напитками было идеей работников отдела рекламы. Ужин организовывала закусочная «Куртулуш», которая все еще работала на «улице столовых». Когда я разговаривал с ее пожилым владельцем о том, что было в Онгёрене тридцать лет назад, я вспомнил, что однажды вечером мы сидели вместе с ним и Рыжеволосой Женщиной в «Куртулуше» за одним столом. За ужином я решил держаться подальше от Рыжеволосой Женщины и ее молодых театралов и как можно быстрее вернуться в Стамбул. Единственным моим желанием было перед отъездом увидеть колодец, который мы рыли с Махмудом-устой. Неджати-бей сказал, что желание легко исполнимо, однако вместо того, чтобы позвать в качестве сопровождающего кого-нибудь из старых жителей Онгёрена, он направился к Рыжеволосой Женщине.
– Серхат самый умный и самый зрелый из моих друзей – любителей театра, – сказала Рыжеволосая Женщина, подведя ко мне молодого человека. – Он мечтает однажды сыграть в Онгёрене пьесу Софокла.
– Откуда вы знаете, где был колодец? – спросил я Серхат-бея.
– После того как там появилась вода, этот колодец стал очень известным местом, – сказал Серхат-бей. – Махмуд-уста любил нам рассказывать истории о колодцах и старинные сказки.
– Вы помните эти сказки сейчас?
– Почти все помню.
– Садитесь рядом со мной, Серхат-бей, – сказал я. – Мы еще немного выпьем, затем незаметно покинем зал, и вы покажете мне колодец.
– Конечно.
Передо мной стояли ракы, белый сыр, а за другим концом стола сидела Рыжеволосая Женщина. За тридцать лет я научился любить ракы, как мой отец. Я наполнял стакан молодого человека, сидевшего рядом со мной, сам быстро пил и старался не смотреть в сторону Рыжеволосой Женщины и молодых театралов.
В какой-то момент я спросил вежливого Серхат-бея, какую из историй Махмуда-усты он лучше всего помнит.
– Лучше всего я помню историю о воине Рустаме, который, сам того не зная, убил своего сына, – сказал внимательный Серхат-бей.
Да, конечно, мастер ходил в театральный шатер раньше меня. Кроме того, эту историю могла рассказать ему Рыжеволосая Женщина. Может быть, он знал ее с рождения.
– А почему вы запомнили именно историю о Рустаме? Из-за того, что вам было страшно?