Пока Тоби приходил в себя, Ронни становилось все хуже. Его раковые заболевания либо были в ремиссии, либо находились под контролем. Однако мужа преследовали хоть и небольшие, но весьма неприятные расстройства.
Когда Тоби впервые спустился вниз, у Ронни началось кровотечение в туалете. Двое суток у него не было стула, однако муж отказывался принимать обычное слабительное. В конце концов, мне пришлось заставить его выпить двойную дозу.
Затем Ронни подвели глаза – у него появился инфекционный конъюнктивит. При лечении эта болезнь проходила, но через несколько недель возвращалась вновь. У мужа развились грибковые инфекции – на стопе и в паху (очень неприятная зона для любого мужчины). Похоже, что его тело просто не в состоянии было больше справляться и защищать себя от этих мелких болезней. Я стала настоящим специалистом по мазям, присыпкам и прокладкам, с помощью которых удавалось держать паховую область сухой. Реального лечения не существовало, но через пару месяцев нам все же удалось справиться с этой проблемой.
Потом у Ронни образовалась твердая и весьма болезненная опухоль на внутренней стороне бедра. Нам снова пришлось поехать в больницу – я боялась, что это очередной метастаз. В больнице сказали, что это обычный абсцесс, и дренировали его. После этого мне приходилось делать это каждый день. От абсцесса мы избавлялись несколько недель. Ронни никогда не жаловался, но я видела, что это для него очередное унижение. Его любимая женщина превратилась в сиделку, и муж очень страдал от этого и очень переживал из-за того, что я так устаю.
Другу он как-то сказал:
– Жена очень долго восстанавливалась после рака груди, потому что все это время ей приходилось ухаживать за мной.
Ронни не говорил об этом со мной, потому что отлично знал – я терпеть не могу, когда он плачет. Главная эмоциональная помощь заключалась в том, что муж старался не плакать при мне.
Первые две недели Тоби выходил из своей комнаты и возвращался в нее по собственному выбору. У меня был кот наверху и внизу. Тоби большую часть времени проводил наверху и лишь иногда спускался вниз. Тилли жила внизу. Большую часть времени кошка проводила в гостиной и всю ночь спала со мной на диване. Когда Тоби почувствовал себя увереннее, он тоже стал больше времени проводить внизу.
С котом я ничего не пускала на самотек – боялась, что, увидев открытую кошачью дверцу, он сбежит, поэтому стала запирать дверцу, а Тилли выпускала в сад через дверь кухни. Как многие кошки, она всегда предпочитала, чтобы ей открывали дверь, а кошачья дверца ее не устраивала. Тилли была твердо уверена в том, что я должна исполнять для нее роль швейцара и официанта, поэтому совершенно спокойно отнеслась к тому, что кошачья дверца заперта, а двери ей открывают вручную.
Когда я, наконец, решилась открыть дверь для Тоби, стало понятно, что запирать кошачью дверцу не стоило. Кот вовсе не собирался убегать. Он вообще не хотел выходить из дома, научился пользоваться лотком и твердо решил, что лоток с наполнителем куда лучше холодной клумбы. Сад Тоби совершенно не интересовал – он явно предпочитал оставаться в теплом доме.
Свежий воздух кота не привлекал: я ни разу не видела, чтобы он по собственной инициативе выходил из дома. Когда открывалась дверь, кот тревожно бродил возле нее, отказываясь даже ступить на порог, и постоянно оглядывался на меня, чтобы убедиться, что я не собираюсь выгнать его из дома. Если я выходила в сад, Тоби следовал за мной, но очень быстро останавливался, начинал жалобно мяукать и не хотел и шага сделать дальше. Стоило мне повернуть обратно к дому, как он стрелой несся к дверям и встречал меня уже в доме. Кот явно не хотел вести дворовый образ жизни. Жизнь под машиной чуть не убила его – там было холодно, сыро и голодно, а в доме кормили два раза в день, и он был намерен остаться в этом райском уголке любой ценой.
Некоторые бродячие коты чувствуют себя на улице увереннее, чем в доме, по крайней мере поначалу. Такой была моя первая кошка, Толстая Ада. В состоянии стресса она начинала бросаться на дверь. Тоби же вел себя абсолютно противоположным образом. Когда он стоял в открытых дверях, на мордочке буквально было написано: «Я вышел из дома, и мне это не нравится!»
В январе стало еще холоднее. Я все еще не поправилась: вирус оказался очень стойким и никак не хотел отступать. Пошел снег. Сиделка приехала на день раньше. Сугробы росли, и я уже не могла выезжать из дома на своей машине. Высота сугробов достигла полутора метров. Ветер сдувал снег с полей, и изгородь практически скрылась из виду – нас в буквальном смысле слова замело.
Я начала подкармливать птиц в саду хлебом и птичьим кормом. Мысль о том, что можно получить дополнительное питание, воодушевила Тоби, и он впервые решился выйти из дома без меня. Пытаясь добыть хлеб, кот дошел до птичьей кормушки и слопал наиболее крупные куски.