Рыжий, циничный, неприличный (СИ)

Он медленно кивнул, и вот его широкоплечая фигура в камуфляжном костюме скрылась за дверью ванной, оставляя все те же грязные следы от резиновых сапог.

***

Павел спал, а Клео сидела рядом на краю постели. В темноте отчётливо белели повязки из бинтов на обеих его ладонях.

Когда Павел вышел из ванной в одном полотенце… В общем, есть он отказался, хотя, собственно, кроме бутербродов с сыром, предложить Клео было нечего. Он молча вытерпел, пока она, борясь с головокружением, обработала его страшные раны на ладонях, дав себе слово, что завтра все же отвезет его в больницу – чтобы врачи посмотрели. А потом потянул Клео на постель со словами:

– Полежи со мной. Просто полежи со мной. У меня глаза закрываются.

И она лежала. Обнимала за плечи и гладила по затылку. Чувствовала, как становится тихим и размеренным его дыхание. Как разжимаются и расслабляются обнимающие ее руки. А потом мягко освободилась от его рук – Павел даже не шевельнулся – и села рядом.

Клео пыталась думать. Думать не получалось от слова совсем. Но она пыталась.

Получается, что весь этот театр абсурда, что случился с ней в неудавшемся «походе за керамикой», поставил на уши несколько сотен людей, которые три дня искали ее тело.

Ну, Егор! Надеюсь, тебе сейчас икается без перерыва!

Хотя… Господи, ну неужели так бывает? Чтобы все слепёшилось в одни момент? Просьба Владислава Семёновича, такая, кажется, нормальная и безобидная. И свадьба – тоже, по сути, замечательное событие. И даже Егора с его желанием как следует оторваться на свадьбе сестры можно понять.

Только вот сель... Страшный сель… Клео только слышала о нем, но никогда не сталкивалась в реальности даже с последствиями. Господи, какое же необыкновенное везение и счастье, что все живы. Что никто не пострадал. Профессор Селезень обязательно поправится. А Паша… Клео посмотрела на его угадываемый в темноте широкоплечий силуэт. А что с тобой, Пашка, делать, я вообще не представляю.

И Клео, наконец, уладив все текущие дела, позволила себе вспомнить. Его торопливые поцелуи и горячечный шепот: «Девочка моя… родная…любимая…». И его спокойное «Я люблю тебя, Клео».

Это правда, Паш? Или это просто… просто такая реакция на стресс? Ты на самом деле... по-настоящему… всерьез?... Каким словам верить – этим, сегодняшним, или тем – на кухне у Эли?

Нет, всего слишком много. И осознать это все разом никак не получается. Завтра все станет яснее. Завтра она съездит в больницу проведать Владислава Семёновича. И Павла заодно доктору покажет. Завтра она съездит еще и на раскоп и посмотрит, что там. Завтра она поймет все про Павла.

Завтра.

Но сегодня Клео засыпала, обняв Пашу попрёк груд и стараясь не задевать его перебинтованные ладони.

***

Он проснулся и резко сел на кровати. Все тело жутко ломило. Но голова – голова работала на удивление четко и ясно. Голова три дня отдыхала, отдав управление базовым инстинктам, и теперь снова включилась.

Клео нашлась. Вчера Клео нашлась. Это было самым главным! Павел, превозмогая ломоту в теле, спустил ноги с кровати, не нашел своих вещей и замотался в полотенце.

Так, где Клео?!

Вместо Клео на кухне обнаружилась записка.

Доброе утро. Я сварила тебе кашу и кофе, все под полотенцем на плите. Я уехала в больницу, проведать Владислава Семёновича. Заодно спрошу у врачей, что делать с твоими руками. Потом съезжу на раскоп. Пока без телефона, но со мной все будет в порядке. Примерно к двум или трем часам постараюсь вернуться.

Павел перечитал записку несколько раз. Потом, так и не выпуская ее из рук, прошел в свою комнату. Вот, оказывается, где его сумка. Тут есть какие-то вещи.

Павел натянул белье, джинсы, футболку, прошел в ванную. На полу грязной кучей валялась камуфляжная форма – наверное, ему выдал ее Петровский или кто-то из его людей, а так же грязные резиновые сапоги.

И весь ужас последних трех дней короткой, но сильной волной снова накрыл его. Сейчас, чистый, в обычной одежде, Павел стоял на пороге ванной и смотрел на то, что составляло смысл его жизни целых три. Три дня, которые он не помнил, как провел. Павел снова вернулся в гостиную. Лопата. Там должна была быть лопата.

Но ее не было. Не было и грязи, которую Павел наверняка притащил на своих сапогах, когда вернулся домой. Это Клео с утра навела порядок. Павел посмотрел на часы. Уже начало первого. Он проспал… сколько? Больше двенадцати часов точно. А сколько он не спал до этого? Павел не помнил.

Но теперь все вернулось? Все нормально? Все самое страшное позади?

Эти спасительные сентенции не учитывали чего-то важного. Павел прошел на кухню, снял полотенце, которое укутывало кастрюлю и керамическую турку. Есть не хотелось, а вот кофе он себе налил. Он был чуть тёплый, но Павел его с удовольствием пил и щурился на солнце.