Ржавчина в крови

Когда все наконец уселись, Федерико провозгласил тост, который немного развеял моё плохое настроение, я поспешно потянулся к бокалу, при этом нечаянно задел руку мисс Бернс, не больно, но к огромному неудовольствию нас обоих. Мы молча обменялись взглядами, я поднёс бокал к губам и осушил его до дна.

— I think you…[104] — заговорила она, но умолкла, а вокруг уже стало шумно, голоса звучали всё громче, кто-то принёс гитару, прося Бруно сыграть что-нибудь из музыки к фильму.

Мисс Бернс не предупредила меня, что я взял её бокал, что выпил вино, предназначенное ей, я этого, естественно, не заметил, и выпил его залпом.

Алек и Бартоломью стали шутить друг над другом и носиться по саду, по-студенчески дурачась, обливая друг друга из шланга. Федерико помахал мне и подмигнул с другого конца стола, подняв бутылку. Бруно положил ногу на ногу, взял гитару и стал перебирать струны, проверяя, настроена ли она. Китти откинулась на спинку стула, не отводя восхищённых глаз от его пальцев, готовая аплодировать ещё прежде, чем он заиграет. Леда откинула волосы назад, и я вдруг заметил, что они распущены и вымыты, наверное, она сделала это перед ужином. В полутьме Лавиния сжала руку Френни и улыбнулась, не поворачиваясь к нему.

Мисс Бернс ничего не сказала, просто положила вилку на край тарелки. Я не сразу сообразил, что она не стала пить потому, что не захотела брать мой бокал.

Тут я почувствовал, как веки у меня смыкаются, возникла зевота, и голова свесилась набок в поисках какой-нибудь опоры. Я стал напрягать зрение, потому что окружающие лица стали вдруг расплываться, слова зазвучали как-то путано, всё вокруг закружилось и куда-то поплыло. Я почувствовал сильнейшую усталость и поднялся прежде, чем окончательно обессилел, не стал ждать, пока Федерико поймёт, что прощаюсь с ним, перестанет смеяться и пойдёт за мной под каким-нибудь предлогом, чтобы проводить до лестницы. Я пожелал всем, кто смотрел на меня, спокойной ночи, и в сопровождении негромкой мелодии темы Джульетты поднялся к себе в комнату, рухнул на кровать и уснул слишком глубоким сном, чтобы его наполнили сновидения, и слишком тяжёлым, чтобы понять, что сплю.

Разбудило меня не солнце, просвечивавшее сквозь закрытые шторы и осветившее мои веки, и не крик петуха в ближайшем курятнике, не свернувшаяся наволочка, больно давившая на щёку.

Кто-то плакал у двери в мою комнату, плакал тихо, но звук этот проник в замочную скважину, а затем достиг моих ушей, и я открыл глаза.

— Ферруччо?

Я с недоумением посмотрел на потолок, словно немыслимо после такой чёрной ночи вернуться к дневному свету, и поднялся. Не понял, почему полностью одет и спал поверх одеяла, рубашка измята, брюки тоже, ноги ноют в ботинках.

Я оглядел комнату, стараясь что-нибудь вспомнить, пока не увидел дверь, в которую тихо стучали. Кто-то в коридоре хотел поговорить со мной.

Я пошёл открывать, припомнив вчерашний ужин, и пытался сообразить, что же последовало за тостами.

Повернув ручку, я увидел Лавинию в халате. Она сидела на полу, опустив голову, словно молилась. Она посмотрела на меня, когда скрипнула дверь, и я увидел слёзы на её бледном лице. Она схватила меня за руки и потянула вниз:

— Ох, Ферруччо!

Я опустился на колени рядом с ней, растерявшись и встревожившись, а она разрыдалась и бросилась ко мне в объятия. Я принялся осторожно гладить её по плечам, надеясь успокоить:

— Ну-ну, что случилось? Почему плачешь, дорогая?

— Ферруччо! — только и могла произнести она сквозь рыдания. — Ферруччо!

Я решил не торопить её, провёл в комнату, усадил на постель. Наконец я начал приходить в себя и соображать. Что-то в душе говорило мне, что я, возможно, уже знаю, догадываюсь о своих опасениях. Принёс Лавинии стакан воды.

Я смотрел, присев на подоконник, как она пьёт. Ослепительное солнце завладевало небом, гоня последние облака к горизонту и окончательно убивая наши надежды: сегодня дождь тоже не погасит невыносимую жару.

Я подошёл к Лавинии, отодвинул волосы с лица и снова спросил, что привело её в такое отчаяние.

— Она всё знает, — прошептала Лавиния и закрыла глаза.

Мисс Бернс, стало быть. Оказавшись жертвой какого-нибудь страшного сновидения, она, видимо, проснулась среди ночи от духоты или жужжания комаров. Зажгла, наверное, на тумбочке свет и увидела, что постель Джульетты пуста. Вышла искать её, прекрасно зная, где найти. Она закричала? Вздрогнула? Или, может быть, у неё сжалось сердце при мысли, что не оправдала доверия Эвелин?

Я представил себе бледное лицо мисс Бернс, и его тут же сменил овальный лик Эвелин в её грозном совершенстве и с двумя неповторимыми ямочками на щеках. Я подумал, что мне уже никогда не суждено будет увидеть её улыбку, после того как узнает, что случилось с её дочерью у меня на съёмках.

Я вздохнул, испугав Лавинию, и увидел, как в глазах её вспыхнул такой страх, что она упала, и я поднял её.

Она умоляла не оставлять её, не позволить мисс Бернс предупредить мать, ведь они запретят ей видеться с Френни, она не хочет, не может этого допустить, это не должно случиться.