Ржавчина в крови

— I fear, too late: for ту mind misgives…[117]

Слишком поздно, боюсь, что слишком рано мы придём. Предчувствует душа, что волей звёзд началом несказанных бедствий будет ночное это празднество. Оно конец ускорит ненавистной жизни, что теплится в груди моей, послав мне страшную, безвременную смерть.

— Strike drum![118] — призвал я его словами Бенволио, заставив засмеяться. И, охваченный неожиданным ощущением тревоги, быстро поднялся, отряхнул брюки и поискал глазами остальных, но их силуэты терялись в ночной темноте.

Потом Леда помахала мне откуда-то, её светлая рука послужила нам сигналом в ночи, и мы направились к ней.

— Какое задумала желание? — спросил я Леду, опускаясь на край одеяла, а Френни и Лавиния с радостными возгласами, смеясь, побежали дальше.

Леда призналась, что не может открыть мне его, иначе оно не сбудется. Нельзя говорить вслух, когда надеешься получить ответ с неба, — или я забыл эту примету?

— Нет, — ответил я. — Но думаю, это суеверие. Лично я не хочу верить, будто звёзды сильнее нас.

— А разве кто-нибудь говорит о силе? Речь не о ней, Ферруччо. Ведь стоит лишь посмотреть на звёзды, как сразу ясно, что оттуда, сверху, они видят гораздо больше нас. Мир и события отчётливо простираются под ними на одном уровне. А мы, напротив, вынуждены привстать на цыпочки, чтобы увидеть даже то, что происходит чуть дальше нашего носа…

— Какая ты мудрая сегодня вечером! — шутливым тоном сказал я, сделав вид, будто хочу дружески толкнуть её в бок.

Леда отодвинулась, покраснела, что-то пробормотала и указала на падающую звезду, чтобы поменять тему. И когда я в третий раз не успел задумать желание, появился Федерико. Он сообщил, что в пансионе устроили полуночный ужин. Если хотим принять участие, лучше поторопиться, только что принесли огромное блюдо с колбасой.

— Джеральд уже снял пробу, — пошутил он, блеснув зубами.

— Ах, какой же он ненасытный, — вздохнула Леда и поднялась, не заметив руки, которую подал Федерико, и потому ей помог я.

Когда возвращались в дом, ориентируясь на освещённые окна, я напрасно смотрел на небо: больше звёзды не падали. Моё желание осталось не задуманным, похороненным в каком-то уголке памяти.

— А вы голодны, хотите пить? — спросила Леда, подходя к дому.

Федерико засмеялся и уклонился от ответа, лишь пожав плечами.

— О да, всегда, — ответил я. — Я всегдажажду жизни.

Федерико опять рассмеялся. А Леда со гласно кивнула, даже не улыбнувшись, не находя в моём ответе ничего забавного, только правду.

Эвелин приехала в Кортону на автобусе, отважно отказавшись от машины, которую фирма предложила прислать за ней в Рим, куда она прилетела 13 августа из Лондона. Она уверила нас, что предпочитает провести ночь в столице и приехать к нам одна, хочет почувствовать себя в отпуске, подышать настоящей Италией, ей надоели водители, и она знает, что мы не можем прервать съёмки, чтобы встретить её. Так что в одиннадцать часов утра во время перерыва в работе я отправился пешком на остановку автобуса недалеко, за городской стеной.

Эвелин вышла мне навстречу, раскрыв объятия, улыбаясь, как настоящая звезда, обтянутая фиолетовым платьицем, которое оставляло открытыми её бесподобной красоты плечи. И только когда мы оказались друг перед другом, она приподняла тёмные очки, не позволявшие определить выражение её лица, и с волнением посмотрела на меня.

— So, here I am![119] — воскликнула она.

После ритуального обмена поцелуями она вдруг отстранилась и с восторгом стала оглядывать пейзаж. Она не могла поверить такой красоте.

Ведя её в гору, на вершину холма, где находились ворота городка, я спросил, впервые ли она в Кортоне, потому что не помню, в каких городах Италии ей доводилось бывать.

— Oh у it's not a problem, Ferruccio[120], — сказала она, я насмешил её, я ведь не обязан помнить это.

Остановилась ещё раз полюбоваться панорамой, открывавшейся с холма, потом взяла меня под руку, и мы пошли дальше рядом, слегка наклонившись вперёд, чтобы сохранять равновесие.

Сказала, что теперь понимает, почему дочь по телефону только и делала, что описывала места, где велись съёмки, ни о чём другом не говорила, только об Италии. Сан-Джиминьяно, Флоренция и Рим, естественно. Рим определённо был столицей её сердца.

— Yes, — уверенно кивнул я. Лавинии очень нравится Италия.

Эвелин сказала, что надеется воспользоваться неделей отдыха, чтобы отвезти дочь в Венецию.

— Oh, what a great idea![121] — заметил я. Может быть, они заедут и в Верону. Мне жаль, что не успел организовать поездку в город, где на самом деле произошла трагедия Ромео и Джульетты, актёры несомненно оценили бы вид с балкона дома Капулетти.