— Идти наверх, — наконец подытожил Корноухий. — Долго. Трудно. Потом спать.
— Точно, — согласился с емким планом действий охотник. — Веди.
Идти пришлось не самым кратким путем, пробираясь сперва по размякшей влажной земле между деревьев, а затем углубившись в путанный лабиринт оранжево-алых скал. Теcные, узкие проходы до отказа наполнял нестихающий грохот падающей воды и искрящаяся, всепроникающая взвесь. Вымокло все — одежда, рюкзаки и их содержимое, сапоги охотника и сплетенные из полосок кожи опорки лаймеров. Рацию заранее обмотали прорезиненными тентами. Несколько мгновений Сайнжа колебался, не припрятать ли громоздкую конструкцию среди скал, вместо того, чтобы волочь с собой. Но случилось что с отрядом, рация останется единственным способом воззвать о помощи и уговорить таульгар выслать аэростат со спасательной группой. По всему выходило, бросать рацию нельзя.
Бесконечно долгий и тягостный день они вбивали колышки в трещины, подтягивались на веревках, оскальзывались, съезжая по мокрой и липкой глине вниз, проклинали мир и снова упрямо карабкались наверх. От оглушительного, мерного рева водопадов закладывало уши и начинала болезненно кружиться голова. Мускулы ныли, рот наполнялся отвратительно кислой слюной с медным привкусом.
Постепенно группа удалилась от длинного извилистого уреза, через который несколькими пенящимися каскадами пробивалась вода. Над клокочущей чашей, подернутой белесым туманом, изгибались невероятно четкие и яркие радуги. Охотник постоял немного на топком берегу, пошатываясь от усталости и впитывая глазами жаркий блеск солнца на волнах и черные, зубастые скалы, дробящие могучее течение реки на отдельные рукава. Увидел вырванное с камнями дерево, с размаху треснувшееся о валуны и через мгновение сгинувшее в клокочущем водовороте. Увидел больших белых птиц, камнем падавших вниз и взлетавших с трепещущими рыбками в оранжевых клювах. Насквозь пропитавшиеся водой волосы стали тяжелыми и всей массой сильнее обычного оттягивали кожу на голове. Сайнжа свыкся с этой болью, такой постоянной и неизменной, что однажды перестаешь обращать на нее внимание.
Хиффл настойчиво дернул его за рукав, знаками показывая, мол, пора двигаться дальше.
Гуськом они зашлепали по болотистому, вязкому берегу, заросшему местной разновидностью камыша со стреловидными, острыми листьями и пушистыми соцветиями. Шум водопадов сделался малость потише, больше не требовалось орать спутнику прямо в ухо для того, чтобы разобрать хотя бы одно слово из трех.
Миновали несколько излучин, обогнули рощицу корявых прибрежных деревьев, полоскавших длинные корни в воде, выйдя прямиком к тому, что могло быть только покинутой деревней — два десятка домиков на высоких столбах, соединенных хлипкими мостками. Крытые большими листьями хижины стояли малость перекошенными, часть мостиков сломалась, уныло повиснув над водой. Плетеные из тростника стены облюбовала зеленоватая ползучая плесень, мало-мальски ценное имущество аборигены, уходя, утащили с собой, но все же это была крыша над головой. Можно развести огонь в давно остывшем очаге, развесить и высушить намокшие вещи, и разложить спальные мешки в тех уголках пола, которые выглядели относительно сухими. Ужин, состряпанный Аццей, вышел почти съедобным и лишь самую малость недожаренным.
Ночью Сайнже опять приснилась Большая Пирамида — такая, какой он видел ее последний раз. Безмолвная, безлюдная, безупречно чистая груда отшлифованного обсидиана, подавляющая своим устрашающим величием. Ветер насвистывал в переходах и церемониальных залах, беспрепятственно наметая песок сквозь стоящие нараспашку двустворчатые двери. Прежде в таких снах он метался под бесконечным коридорам, до хрипоты выкликая знакомые имена и напрягая слух в ожидании малейшего отклика. На сей раз он справился с собой, вынудив тягостное сновидение прерваться раньше, чем оно успело затянуть его в глубины вины и скорби. Выбрался из отсыревшего мешка, вышел на узкий помост, тянувшийся вдоль стен хижины. Покоробившиеся доски под ногами мелко дрожали от беспрестанных ударов мелких волн. Темная река отражала большой оранжевый спутник и множество усыпавших небо звезд.
Сайнжа стоял под распахнутым небом Лаймерины, наедине с россыпью созвездий и порывистым речным ветром, пока не обрел душевное равновесие и не окоченел.
— Здесь мы не останемся, — заявил наутро охотник. Хиффл соорудил примитивную сеть и изловил нечто, отдаленно смахивающее на крупную рыбу с недоразвитыми лапами и раздвоенным хвостом. Выпотрошенная и зажаренная, она почти не уступала знаменитым деликатесам с Салии. — Поднимемся выше, найдем сухое укромное место и разобьем лагерь. Будем искать гнездовье альясов.
Нынче с утра присутствие твари ощущалось везде и нигде, заглушенное запахами речной воды и вонью гниющего тростника. Черное создание пока не пересекло реку, оставаясь на одном берегу с преследователями, в этом Сайнжа был точно уверен.