Ржавые паруса

— Одна из групп доктора Чвеззы занималась разработками осмотической витализационной жидкости, способной при наличии фрагментарного образца постепенно восстановить первоначальную структуру поврежденного биологического объекта, — отбарабанила Фелиция, явно потратившая на раздумья и планирование не одну неделю и не один месяц.

— А где сейчас шляется добрый доктор со своими полоумными дружками? — съязвил раздраженный охотник.

— Где-то в космосе, — вздохнула автоматон. — Мне дурно от одной мысли о том, чтобы снова вернуться на борт «Мерцающей». Но я должна попытаться. Мы упали на эту планету, альясы начали расти, охотясь и изучая окрестности. Когда я отправляла их на поиски кварцолитов, я поручила им отыскать кого-нибудь, кто мог бы помочь нам. Кого-нибудь, достаточно разумного, сильного и отважного. Им встретился ты. Они испытали тебя и признали годным.

— Ну, огромное спасибо им за это, — буркнул Сайнжа. — Для чего я годен, стать закуской на ужин?

— Ты ведь начал слышать голоса внутри головы? — не унималась Фелиция. — В момент эмоционального напряжения они становятся более отчетливыми, да?

— Только не говори, что ко мне в голову забрались мертвецы и пытаются вести светскую беседу!

— Формулировка образная, но точная, — подтвердила автоматон. — Твой разум улавливает отголоски ментального восприятия Рудольфа и Йонге. Возможно, у тебя имелась врожденная склонность к эмпатии, и теперь она пробудилась. Поэтому твоя персона крайне интригует альясов. Ты поможешь нам? — она склонила голову набок, лучисто мерцая бездонными глазищами, слишком большими и безупречными для женщины-хумансоо.

— Фелиция, — Сайнжа перевел дух, пытаясь рассортировать услышанное и разложить по полочкам, — чем я могу тебе помочь? Я обычный охотник с Найхави. Выслеживаю и убиваю опасных тварей. У меня, кстати, заключен контракт на твоих шипящих любимцев, по десять тысяч за голову. Я умею управляться со звездным кораблем и метко стрелять, но в твоем рассказе я порой понимаю одно слово из трех. Конечно, я не брошу тебя пропадать в одиночестве, но...

— Ты симпатизировал им, — уверенно заявила механическая девушка, переглянувшись с защелкавшими альясами. — Безмерно сожалел об их гибели. Терпеливо выслушал, поверил в истинность моих слов и осознал, что бессмысленно обращать гнев против животных, действовавших в согласии с природой. Помоги нам. Пожалуйста. Я боюсь, что вскоре больше не смогу удерживать королеву спящей. Она захочет родиться. Если я окончательно выключусь, кто присмотрит за ними и не позволит превратиться в диких тварей? Кто исполнит долг?

Лучше бы она не произносила этого слова, подумал Сайнжа. Лучше бы я никогда не совершал аварийной посадки на Лаймерине. Если бы не то, если бы не это. Великая Мать чертит на песке линии судеб и вероятностей, взмахом руки стирая их и начиная заново. Даруя своим детям шанс исправить совершенные ошибки, в этой жизни или следующей. Я должен похоронить чужих мертвецов и принять решение. Мне нужны эти двадцать тысяч мультикредитов, мне достаточно памяти и скорби своих мертвых.

...Тяжелая капля дождя упала в мягкий, теплый пепел прогоревшего костра, выбив глубокую воронку. Застоявшийся, душный воздух с кислым привкусом говорил о скором приближении грозовых туч. Небо в просветах между кронами деревьев затягивалось свинцовой хмарью, солнечный свет налился болезненным, насыщенным желтизной багрянцем.

«Как закончится гроза, выступаем. Я, она... и эти двое зубастых, куда ж теперь от них деться. Их нельзя приводить на рудник, иначе не оберешься всеобщей паники. Но альясов придется как-то предъявить управляющему. Иначе как доказать, что звери изловлены и других на Лаймерине не осталось? Погрузимся на «Погоню» и улетим. На Кестаган. Отыщем в тамошних мастерских кого-нибудь, способного собрать Фелиции новые руки. Если к тому времени она еще будет жива. Что потом? Что мне делать потом?»

Слишком долгое молчание в одиночестве сделало Фелицию крайне словоохотливой. С дальним расчетом или без него, автоматон обрушила на голову безропотного слушателя все свои переживания и треволнения. Ее слова оживали россыпью призрачных картин, ощущений, эмоций. Оглушали беззвучными голосами, звавшими на помощь с той стороны, где начинается тьма. Плескались воспоминаниями о местах, где Сайнжа никогда не бывал. Скругленные и ребристые, погруженные в землистые сумерки коридоры «Мерцающей», по которым глухо перекатывается эхо работающих двигателей. Жгущее горьким огнем прощальное прикосновение. Тошнотворно скользкий яйцеклад альяса, настойчиво лезущий в перехваченное спазмами горло, россыпь удушливых багровых пятен перед глазами. Торжество безупречно доказанной теории, азарт постижения тайных законов, по которым живет Эфириум. Холодный ужас беспомощности перед бушующей стихией и упрямая, вопреки обстоятельствам, вера в себя.