– Я и говорю правду. На прошлой неделе я занес Ковальскому ботинки в починку: каблуки совсем стоптались. Он сказал: "Зайдешь после воскресенья". Сегодня понедельник, вот я и зашел. Не в туфлях же ходить по такой погоде? А тут… придрались ни с того ни с сего!
Они, разумеется, не поверили – я на это, вот так сразу, и не рассчитывал. Старший из охранников отдернул занавеску на шкафчике с полками, куда Ковальский ставил принесенную клиентами обувь.
– Которые твои?
Я уверенно снял с полки пару коричневых ботинок:
– Смотри-ка! И верно починил!
– Надень!
Ботинки пришлись мне впору. Иначе и не могло быть. Они на самом деле были моими и стояли здесь, на полке, уже чуть ли не полгода – как раз для такого случая.
Однако охранников и это не убедило. Они были лишь слегка сбиты с толку. Факты говорили одно, а гончий нюх безошибочно подсказывал им, что со мной не все ладно.
– Какой размер?.. Сорок первый?.. Самый распространенный номер! Они и мне впору, и ему. Верно, Таврис?
Тот поспешно закивал, хотя сапожищи на его ходулях были по крайней мере сорок четвертого размера.
– Где живешь?
Я сказал.
– Так то ж в самом центре! – снова придрался охранник. – Снес бы их Иосельсону! Или Римше! Нет взял да поперся в такую даль.
И к этому я был готов:
– Да дерут они там безбожно! Римша заломил целых два лата, А Ковальский взялся за пятьдесят сантимов – разница! Спросите у него самого, если не верите. Я и уплатил вперед.
Но он не верил. Не хотел верить, не мог.
– Кто может подтвердить, что ботинки твои?
Пока все шло как по рельсам. Они клюнули на наш тщательно разработанный трюк с обувью, сданной в починку, и я, артачась и сопротивляясь, потихоньку увлекал их за собой в нужную для себя сторону.
– Ковальский, разумеется.
– А ты, я гляжу, умник! Шестилетку небось кончил?
Сам-то он, по всему видать, проучился недолго.
– Гимназию.
– Вот! Значит, должен понимать, что Ковальский для тебя не свидетель.
– А что с ним такое? Хоть сказали бы! А то жмете из меня сам не пойму что!
– Кто еще? – продолжал напирать охранник к моей радости. – Кто еще может подтвердить насчет ботинок?
– Ну кто? – я изобразил на лице сосредоточенность, хотя все уже было готово заранее. – Отец, мать, брат. Но они далековато.
– Где?
– На хуторе. Возле Ливанов.
– Еще кто?
Охранник начинал терять терпение. Пусть позлится, это тоже мне на руку. Я рискую в крайнем случае зуботычиной, а запутав его, увеличиваю свои шансы на выигрыш.
– Еще квартирная хозяйка, – «вспомнил» я.
– Кто такая?
– Гриета Страздынь. Телефонистка с центральной. Я у нее снимаю комнату.
– И она опознает?
– Думаю, да. При ней были куплены.
– Ну смотри! Если ты только вздумал водить меня за нос… – Он выразительно потряс мощным кулаком. – Таврис, беги в католический приют на Кавалерийской. Там телефон. Позвони нашим, пусть приведут.
– Так начальник ее и отпустил! – подначил я. – Она ж на государственной работе.
– Ничего! – Свиные глазки, оказывается, умели и улыбаться. – Мы одно слово знаем. Не только ее отпустит – сам, если понадобится, следом прибежит… Гимназию кончил, а не понимаешь простых вещей!
Я промолчал, уставясь взглядом в стену. Он победно ухмыльнулся, сунул в рот тонкую папиросу с желтым мундштуком, закурил. «Леди», высший сорт. Десять штук в коробке. Жалованье в охранке платили, видно, побольше, чем у нас в типографии. Даже директор Кришьян Земзар мог позволить себе только второсортные «Треф».
Украдкой я оглядел комнату. Да, обыск здесь учинили по всем правилам. Обои сорваны со стен, в двух местах вздыблены половицы. Только напрасно! Дома Ковальский ничего не держал. Тайник у него в необычном месте. За домиком в огороде колодец. Так вот там тайник, почти у самой воды. Хитроумное устройство в виде большого ящика на колесиках, которое заходило в стенку колодца и поднималось с помощью ворота.
Таврис вернулся быстро. На таких ходулях дойти до приюта и обратно сущий пустяк.
– Послали машину. Шеф сказал – не отпускать, – кивок в мою сторону. – Ни в коем случае!
– Еще бы! – старший охранник почти с нежностью похлопал меня по плечу. – Пойдет у нас первым сортом.
Машина примчалась через несколько минут, прямо как на пожар. Не замолк еще рокот мотора, а в комнату уже входила Гриета в сопровождении…
Ого! Сам Гуго Штейнерт! Меня и впрямь считают важной птицей.
– Бог в помощь, ребята!
– Наше почтение, господин начальник. – Оба вытянулись во фронт.
– Этот? – Штейнерт оглядел меня с головы до ног. – Где-то я его уже видел… Ваш квартирант? Узнаете?
Гриета испуганно жалась к двери:
– Что ты натворил, Арвид?
– Да вот, снес ботинки в починку. Оказывается, нельзя.
– Молчать! – пристукнул сапогом Штейнерт. – Вы должны только отвечать на вопросы.
– Так она же спросила.
Он не рассердился, наоборот, засмеялся.
– На мои вопросы. Теперь понятно?
– Теперь – да.
– Доложите, Османис!
Мой боксер стал объяснять, путано и бестолково. Но Штейнерт с лету ухватил суть.