- Сам хочу, не искушайте, еле сдерживаюсь, -тяжело вздохнул я. - Выведите его за ворота, дай те по шеям, и пусть он Европейский суд в Гааге жа лобами заваливает.
Забегая вперёд, скажу, лучше б мы его тогда расстреляли...
- Еремеев, - я поманил к себе стрелецкого сот ника, - что там случилось с этими рабочими у кол басника? Почему их не задержали?
- Пытались, - хмуро ответил он, снимая шап ку: на лбу с левой стороны наливался фиолетом здоровенный синяк. - Да эти трое дрались как бе шеные! Мы к ним по-человечески, дескать, руки вверх, все арестованы. А они за плотницкий инст румент и в махаловку!
- Вас там сколько было?
- Да почитай четырнадцать здоровых мужи ков. Понимаю я всё, Никита Иванович, моя вина, не сумел большей силой трёх строителей подозри тельных повязать. Вовек такого не видел, разбежа лись промеж ног, визжа, как поросята недорезан ные, да молотками уж больно дрались! Мы покуда сабли вытащили, они уж и... Мой недосмотр, моя и голова с плеч!
- Ну ты это, слишком не драматизируй, без фа натизма. Одного их них я прямо тут взял, в тереме. Следовательно, ещё двое рыщут по городу. Как то лько произведёшь показательный расстрел, соби рай всех своих, и частым гребнем чешите всё Лукошкино! Негодяев найти, задержать и доставить в отделение!
Еремеев кивнул, молча пожал мне руку и ки нулся исполнять. Я же, полюбовавшись из окна, как стрельцы выкидывают за ворота матерящего ся дьяка, краем глаза посматривал, что Баба-яга делала с запиской Марьяны. Уж не знаю, как она её склонила к сотрудничеству, но маленький лист бумаги, дрожа над горящей свечой, разливался то неньким голоском на всю горницу:
- Ничего я не знаю-у... Я тут вообще ни при чём, чего на мне написали, то и показываю-у... Аи, горячо-о! Аи, я больше не буду-у! Настроение у неё было романтическое, всё время слова какие-то не понятные шептала-а... Ну там и «Рыцарь Печаль ного Образа», и «сэр Ланселот», «златокудрый Ро ланд», «турнир, ристалище и взгляд Прекрасной Дамы»... Не знаю я-а... Аи, знаю! Не надо сразу, чего вы... Я же всего лишь вспомнить пытаюсь... Вроде как про убежище тайное ещё шепталась, где «деве скромной слёзы лить и принца ждать на белом жеребце»... Так вроде-е... Больше ничего не знаю-у... Аи, ну не знаю же я-а-а!..
- Бабуль, - наконец не выдержал я, - вы не в курсе, что у нас в отделении милиции применение пыток к свидетелям строжайше запрещено?
- Дык... я энто... я пытаю разве?! - изумлённо вытаращилась на меня моя домохозяйка. - Гос подь с тобой, Никитушка, это ж надо такое приду мать! Мне при свече лучше буквы видно, да и от жара, бывает, на бумажке слова тайные проявля ются. А ты сразу: пытки, пытки...
- Положите улику к другим вещдокам, - тем не менее строго потребовал я. - В принципе ниче го нового мы не узнали. То, что царевне ударило в голову романтическим томом сказок о короле Ар туре, нам было известно и до этого. Но вот слова про «тайное убежище»... Как вы думаете, есть у нас в Лукошкине приют для сбежавших царевен?
- Ну-у... А знаешь, милок, ить, может статься, и есть!
Я присел за стол, и бабка, передав мне много страдальную записку, заговорщически прошепта ла на ухо:
- Приют не приют, однако ж есть одно место, где любой девице ночлег дадут и имени не спросят.
- Гостиница? Отель? Малина? Хата?
- Женский монастырь святой матушки Пургении.
Сначала я подумал, что ослышался, а потом чуть не рухнул под стол, скорчившись от хохота! Чьего имени?!
Бабка обиженно ткнула меня локтем в бок и тер пеливо, как щенку лопоухому, пояснила:
- Ты ить тёток-богомолиц в нашем отделении видел? Ну когда они нашего Митьку привели? Вот, стало быть, они в монастырь матушки Пургении и направлялись. Он тут рядышком, за крепостной стеной, во лесочке неприметном, не доходя три версты до Ростопуловки. Соображаешь?
- Вполне. Завтра с утра отправляемся с инс пекцией в монастырь. Надеюсь, хоть там ещё не знают, что я умер?
Баба-яга так торопливо закивала, что у меня не осталось ни малейших сомнений - чёрное изве стие о скоропостижной гибели участкового накры ло плащом скорби всю русскую землю. Всё, сил моих больше нет, надо с этим что-то делать, ника кие интересы следствия не стоят того, что тут со мной творят уже трое или четверо суток!
Я решительно встал со скамьи, намереваясь в ту же минуту осчастливить всё Лукошкино «благой вестью», но не успел...
- Беса привязали, фитили зажжены, пищали заряжены. Палить али вас дождаться? - сунулся в двери один из еремеевцев.
Я скрипнул зубами, мысленно пообещав себе вернуться к этому разговору, и, надев фуражку, быстро вышел на задний двор отделения. Яга оста лась в доме, сказала, что ей надо драгоценного Ва сеньку успокоить, а то он грубияна дьяка Фильку очень уж перепугался.
Я только усмехнулся про себя, вот ведь вроде кот, а брешет, как собака. Ладно уж, это их личные проблемы, в конце концов, он с неё лишь ложку ва лерьянки слупит, а не нотариально заверенное за вещание с наследованием всего движимого и не движимого имущества.