Ржавый Рыцарь и Пистолетов

— А мы, к вашему сведению, милейшая Дарья Витальевна, успели его покрасить со всех сторон от клотика до ватерлинии, — не менее ехидно отбил мяч Паша. —• К весне всю требуху внутри поменяем. Мебель, зеркала, ковры! Это тебе не пароход будет, а форменный цимес! Пароход имени Даши!

Паша поцеловал себе кончики пальцев. И тут же без всякого перехода запел во весь голос, впрочем не слишком заботясь о мелодии:

Пароход белый-беленький,

Дым над черной трубой,

Мы по палубе бегали,

Целовались с тобой…

Асфальт, шурша, уплывал под колеса. Перелески, колки, логи, холмы, черно-белые, как тельняшка, пашни, сосняки у дороги — все мимо, мимо! А ветер свистел и завывал, точно ведьма на шабаше, на разные лады. Он крутил снег у дороги и горстями бросал его на серое полотно. Почти мгновенно возникла и скрылась за их спинами пятиглавая вершина. Но сегодня Дашу не смущал даже Абдраган. Пускай все злобные и коварные духи гор спустятся вниз и примутся буйствовать у его подножия, ей на них наплевать, потому что по-прежнему рядом с ней Паша. С ним ей легко и спокойно. Она взяла своего Лайнера под руку и, прижавшись к его крепкому и теплому плечу, попыталась спасти мелодию. Ведь это была одна из ее самых любимых песен. Однако Паша пел очень громко и самозабвенно, перекрывая все звуки вокруг:

Ах ты, палуба, палуба!

Ты меня раскачай

И печаль мою, палуба,

Расколи о причал…

И Даша наконец сдалась. Ведь он пел для нее.

Глава 15

Дорога поднялась на горбатый увал и нырнула в синюю долину, на дне которой лежала придавленная толстыми от снега крышами бывшая казачья станица Сафьяновская, а ныне — обычный районный центр. Чернели деревья в палисадниках и вокруг села. Из труб поднимались и уходили в небо отвесные столбы дыма, тоже белого и чистого, как снег на крышах. А за этими крышами и густым пихтовым лесом, затянувшим окрестные сопки, вздымались в прозрачное небо крутые и седые от снега утесы Абдрагана. Дорога огибала голец по дуге, и теперь их взгляду предстали южные отроги хребта.

Паша остановил машину возле здания районной администрации и отправился в магазин напротив за водкой. Перед тем как навестить Миру Львовну Каштанскую, осиротевшую секретаршу Арефьева, они решили побывать на кладбище. Даша вышла из «Форда». Она смотрела на лежащее перед ней село, стараясь отыскать за домами крышу одного-единственного дома, к которому так стремилась ее душа. И делала это неотрывно, хотя глаза без солнцезащитных очков слезились от нестерпимого снежного блеска, а по холодным щекам бежали теплые слезы.

День сегодня удался на славу — безоблачный, тихий… Казалось, все звуки утопали в этих огромных, похожих на пирожное безе сугробах, стоял легкий, пахнущий свежим бельем и форелью морозец. Весело похрустывал снег под ногами окружившей «Форд» и по столь уважительной причине забывшей о школе ребятни. Важно, но все же поглядывая на диковинную для этих краев машину, проходили мимо взрослые.

Павел вышел из магазина и побежал к цветочному киоску. А Даша закрыла глаза. Радужные пятна, как в калейдоскопе, крутившиеся перед зрачками, уступили место облегчающей темноте. Она прекрасно знала, что нельзя долго смотреть на сверкающий снег, и все же перестаралась. Тонированные стекла Пашиного автомобиля от подобного блеска спасали, но ей хотелось побыть на свежем воздухе, к тому же она опасалась, что оставшаяся без присмотра ребятня что-нибудь отвертит, открутит, отломит от Пашиного сногсшибательного «рысачка», как с гордостью называл он те машины, за руль которых садился.

Она кожей чувствовала, что Паша возвращается к машине. И еще Даша знала, что сейчас, когда она откроет глаза, произойдет не только привычный для каждого человека переход от мрака к свету, а случится что-то необыкновенное. И это таинственное и непостижимое совершится не вокруг, не вне ее тела, а внутри ее самой. Но что это — ей никогда и никакими словами не объяснить. «Ведь это все он, Паша, Павел… — думала она беспрестанно. — Мне потому хорошо, что ему тоже хорошо со мной». И чувство, что она ждет чего-то радостного и это радостное вот-вот случится, не уменьшалось, а все росло, росло, пока не заполнило ее целиком от кончиков пальцев на ногах до макушки.