Еще через несколько дней птенцов уже не стало: часть из них исчезла, трупы других лежали в снегу на месте последней колонии. Они погибли не от холода — в январе в Антарктиде сравнительно тепло. Видимо, начавшие линять родители уже не смогли их кормить, так как были не в силах ходить за пищей к морю. Часть птенцов, накопивших достаточно жира, чтобы перелинять, разбрелась во все стороны, те же, которые вывелись слишком поздно, погибли. Взрослые пингвины все еще стояли рядом, но многие уже сбросили толстый и густой пух и были теперь покрыты коротким блестящим пером — линька заканчивалась.
Императорский пингвин, безусловно, очень своеобразная и необычная птица. В каком-то смысле он является символом Антарктики так же, как лев соответствует Африке, а кенгуру заставляет вспомнить об Австралии. У каждого, кто хоть раз видел императорского пингвина в его родной Антарктике, это зрелище надолго останется в памяти.
Следующий день вновь оказался выходным — началась пурга. Она была не особенно сильна, но видимость упала до нескольких сотен и даже десятков метров. Мелкие скалистые островки вблизи Мирного скрылись в туче крутящегося снега, и кругом не было видно ничего, кроме вихрей метели. Передвижение вне станции было прекращено, а так как у нас уже все было готово к работе, оставалось только отдыхать и ждать, когда же прекратится ветер.
Первый этап работ подошел к концу. Бесконечные обсуждения, организация экспедиции, сборы, долгий переход через все широты, первые неуверенные погружения остались в прошлом. Все это делалось для одного решительного момента, и теперь этот момент наступал. Задачи, стоящие перед нами, стали ясными и определенными. Начинался второй, самый ответственный этап экспедиции — полевые подводные работы. Перед началом регулярных погружений не мешало как следует отдохнуть, и мы со спокойной совестью разлеглись на койках и провалялись целый день.
К утру пурга прекратилась. Свежий снег покрыл все вокруг, засыпал мусор, и Мирный, казалось, умылся и нестерпимо сверкал под лучами солнца. Исключительно прозрачный воздух в Антарктиде почти не поглощает свет, а блестящая поверхность снега и льда вновь отражает его, поэтому освещенность летом здесь чрезвычайно велика, свет настолько силен, что слепит даже через темные очки.
Мы быстро собрались, и вскоре я уже сидел в нашем балке, а трактор медленно тянул его к острову Строителей. Саша поместился рядом с водителем и указывал путь. Балок не имеет рессор, и пока мы двигались по неровной дороге из Мирного, все внутри дергалось и подпрыгивало сильнее, чем на «Оби» во время самого жестокого шторма. Я должен был удерживать многочисленные предметы снаряжения, которые, казалось, взбесились и по своей воле носились по всему крошечному помещению. Наконец стало спокойнее. Выехали на ровный морской лед, движение почти перестало ощущаться, балок лишь легко покачивался на едва заметных неровностях, точно мы снова плыли на нашем корабле по бескрайнему морю; но на этот раз путешествие было недолгим.
Прошло немногим больше часа, и наша лаборатория расположилась рядом с лункой. Лед, достигавший двухметровой толщины, был очень прочен, и мы установили балок всего метрах в пяти от проруби. Это было очень удобно, водолаз не тратил время и силы на хождение к месту спуска. За три дня лунка вновь покрылась льдом толщиной около 10 сантиметров; мы подпилили лед у краев и, расколов его на крупные куски, вытащили наверх. Теперь можно было приступать к работе. От телефона решили отказаться: он, правда, успокаивал страхующего, но зато мешал водолазу передвигаться под водой и вообще был не слишком нужен, так как сигналы мы могли передавать по спусковому концу. Поэтому отключили телефон, сняли кабель и ограничились тонким капроновым плетеным концом.
Начали с изучения обитателей льда. Саша опустился под воду и снизу воткнул в слой ледяных игл специальный прибор — зубчатый водолазный дночерпатель, острый край которого напоминает пилу. Вращая аппарат, он погрузил его в лед до сплошного слоя, замкнул, и первая проба подледной жизни была собрана. Затем, вытащив ее на поверхность, мы переложили лед в ведро. Чтобы получить достоверные данные, нужно довольно много проб, и эту работу пришлось повторять снова и снова. Когда получасовое погружение подошло к концу, у проруби стояло семь ведер, в каждом из которых лежала проба льда.