С аквалангом в Антарктике

Конец погружений был только началом настоящей работы. Наш балок превратился в лабораторию. Убрав скафандры, мы расставили посередине стол, на нем разложили пинцеты, надписанные и ненадписанные этикетки, поставили кюветы, весы, бинокулярные лупы, распаковали пробирки, банки самых разных размеров, большие цинковые ящики (те самые гробы), в которые мы складывали особенно крупных животных. Когда осторожно растопили образцы льда, на дне образовался тонкий зеленый осадок диатомовых водорослей, над ним плавали мелкие, длиной в несколько миллиметров и меньше, рачки амфиподы и копеподы. Лед совсем не был безжизнен, каждая проба была собрана всего с 1/30 квадратного метра, в некоторых насчитывались десятки рачков и немало водорослей. Лед, оказывается, совсем не был прочной крышей, которая мешает развитию жизни на глубинах, наоборот, жизнь, кишащая во льду, — это первое, возможно, основное звено, которое дает начало всем остальным животным и растениям, населяющим толщу воды и морское дно. Осторожно отфильтровали воду, перенесли водоросли и рачков в специальные фиксирующие жидкости. Для сохранения биологических сборов применяются в основном два вида фиксаторов — разбавленный формалин и спирт. Не всех животных можно хранить в формалине: он растворяет скелетные образования, содержащие кальций, например, тонкие раковины: точно так же и спирт не всегда пригоден, он обесцвечивает водоросли и животных, ткани в нем сильно сжимаются. Иногда, если предполагается особенно тщательное исследование собранных организмов, изготовление срезов для рассматривания под микроскопом, пользуются специальными жидкостями, содержащими сулему, пикриновую кислоту, четырехокись осмия и другие сильные яды, которые моментально убивают ткани и сохраняют их без последующих изменений. Примерно так же, как обитателей льда, обрабатывали и животных, найденных на дне. Сначала сборы из одной пробы складывали в большую эмалированную кювету, затем разбирали животных и аккуратно раскладывали их в банки и пробирки — червей к червям, моллюсков к моллюскам и т. д. Каждая из этих емкостей была наполнена спиртом или формалином, в зависимости от того, что «любят» находящиеся в ней животные, и снабжена этикеткой, в которой точно указывалось место сбора, глубина, фамилия сборщика и другие сведения. Кроме того, все это записывалось в специальный журнал. Точное определение животных и растений, подсчет и взвешивание предстояло делать в Ленинграде, но и для того, чтобы материал добрался туда в хорошем состоянии, требовалось потратить немало времени и усилий, так что разборка занимала много больше времени, чем погружения, и часто мы заканчивали ее уже поздно вечером. Проще и быстрее шла обработка качественных сборов, из которых сохраняли только тех животных, которые не были представлены в количественных пробах. Не нужно было следить, чтобы все животные, включая самых мелких, были полностью выбраны и зафиксированы, а это очень упрощало дело. Поэтому мы, как только сделали довольно много полных количественных сборов, при погружениях стали часть времени отводить на качественные пробы: это было интереснее и освобождало время при разборке.