«Все большие звери прячутся в это время в гуще лесов, птицы в тени деревьев или в расселинах скал, но если прислушаться во время этого кажущегося спокойствия к самым слабым звукам, которые достигают нас, то можно услышать глухой шум, чириканье и жужжание насекомых в нижних слоях воздуха, невысоко над землей. Все вещает о мире деятельных органических сил. В каждом кусте, в каждой расселине древесной коры, в населенной перепончатокрылыми рыхлой земле копошится жизнь» 2
. [58][59]Но книга приглашает читателя не только всмотреться, вслушаться, — вообразить, она будит мысль, учит сопоставлять, анализировать, выявлять потаенные природные связи. В первой же главе ее — «О степях и пустынях» — дана характеристика степей и пустынь разных континентов Земли, основанная на сравнительном методе, ознаменовавшая новое большое слово в науке.
Труды Гумбольдта, основанные на его наблюдениях и исследованиях в Южной Америке, оказали глубокое влияние на дальнейшее развитие географии. Характерная особенность этих трудов состояла в постоянном сравнении собственных наблюдений природы в пределах одного континента, какой-либо страны, какого-то края с тем, что было известно о природе других континентов и стран. Выводы Гумбольдта касались всей природы Земли: земных недр, земной атмосферы, и, пожалуй, самые большие из них были сделаны о растительном царстве нашей планеты.
На склонах Андов, на плоскогорьях Мексики и низменности Амазонки Гумбольдт продолжил свои наблюдения, начатые при восхождении на Тенерифский пик. Результатом явилось учение о растительных зонах. Мысли о том, что растительность зависит от климата, высказывались и ранее учеными в разные времена.
Еще более двух тысячелетий назад об этом говорил ученик Аристотеля Теофраст. В XVIII веке ботаник Галлер подметил, как сменяется с высотою растительность в Альпах. Турнефор обратил внимание на явления зональности в результате своего восхождения на Арарат. Очень важные мысли о зональности климата, растительности и животного мира на земном шаре в целом высказал русский натуралист и путешественник XVIII века Лепехин. Но лишь в первые десятилетия XIX века, в результате путешествия Гумбольдта по Южной Америке, было твердо обосновано учение о растительных зонах Земли и заложен тем самым прочный фундамент новой науки — географии растительности.
«Эта наука рассматривает растения с точки зрения их распределения соответственно различным климатам. Почти безгранично, как безграничен и самый объект, который она изучает, раскрывает она перед нашими глазами неизмеримость всеоживляющего растительного покрова, который то разреженно, то более густо распростерся по голой поверхности земли. Она следует за растительностью с разреженных высот вечных ледников до глубин моря и в глубь горных массивов…» — писал знаменитый ученый[60]
.В трудах Гумбольдта мы находим сравнение растительности, подчиненной закону зональности, с неподчиняющейся этому закону поверхностью голой земли. «По-разному соткан ковер, накинутый богатой цветами флорой на обнаженное тело земли»[61]
. Каждая растительная зона имеет свою физиономию, свой особый характер, а голая земля имеет сходное строение повсюду.Учение о зональности растительного покрова явилось одним из важнейших достижений естествознания начала прошлого века. Но путь к познанию законов природы не прекращается, подобно пути человека в горах с достижением какой-либо из трудных вершин. Он продолжается к новым, все более высоким, вершинам.
Верно ли, что зональность не наложила своей печати на самую поверхность Земли? Ответ на этот вопрос был дай около столетия спустя с того времени, когда молодой натуралист Александр Гумбольдт плыл в Южную Америку на парусном корабле, взбирался на Тенерифский пик, исследовал льяносы Венесуэлы, леса Амазонки, снежные Анды. И был найден ответ тоже в далеком пути. Пролегал этот путь не в тропических странах, а по землям полтавским и нижегородским.
Это были изъезженные бричками и телегами, исхоженные путниками проселочные и столбовые дороги. Это были поля, возделанные плугом или сохой. О каких великих открытиях в области географии толковать в этих всем известных местах: на Полтавщине, Харьковщине, за околицами волжских селений? В таких разве издавна обжитых местах открывают неведомое бесстрашные путешественники, проницательные испытатели мира природы? Да, оказывается, и в таких, и именно в этих самых местах. И для этих открытий не всегда даже обязательны большие маршруты.