С чистого листа 2

Раймарк кучу времени потратил на то, чтобы обвинять меня в том, что я был в Банде Восьмерых и мы закрыли правительство, и что я был дружком Гингрича. Лучшее, что смог придумать я – это назвать его либеральным Демократом, который просто ненавидел Вторую Поправку. Я просто продолжал свою тенденцию, вкладывая деньги в достойные цели, общаясь со всевозможными группами, и упорно давя на продолжение исполнения своих обязанностей. Пятого ноября, в свой сорок первый день рождения, я умудрился переизбраться. Соотношение составляло 55-45 процентов в мою пользу, что в среднем было вполовину меньше соотношения в моих победах. По многим меркам это считалось легкой победой, но назвать эти выборы нервирующими было бы преуменьшением. Стив Раймарк позвонил мне в половину двенадцатого и довольно любезно сдал позиции. Ко времени, когда я выступил со своей речью, было уже слишком поздно для того, чтобы меня кто-то слушал.

Может, мне повезет, и в 1998-м году он будет баллотироваться куда-нибудь на другой пост где-нибудь в другом месте! Минусом же было то, что большинство предстоящих предвыборных гонок проходило бы против действующих Демократов, таких, как Паррис Гленденинг на пост губернатора, или Барбары Микульски на пост сенатора. Но опять же, хорошей новостью для меня, что мы уже не были в той эре, когда проигравший мог через пару лет попытать счастья еще раз. Теперь же, если ты проиграл – то в общем счете уже окончательно. Скорее всего, мне не пришлось бы снова избираться против Стива Раймарка и его невероятно очаровательной семьи. С другой же стороны, если решит баллотироваться Донна Раймарк, то меня сразу же накроет волной дерьма. Если будет проходить жеребьевка по фотографии, то все, что ей нужно будет сделать – это надеть блузку с глубоким вырезом, и я буду в полном пролете.

В результате, спустя где-то месяц после выборов, на связь с Раймарком вышел переизбранный Белый Дом Клинтона и предложил ему место в качестве государственного прокурора по штату Мэриленд, заменив Линн Батталью, которая стала федеральным судьей. Это был очень простой ход. В начале года он был помощником прокурора штата, а в конце стал федеральным прокурором, ответственным за весь штат. Если он хорошо там будет справляться, то однажды он сможет баллотироваться в губернаторы или сенаторы.

Если Демократы и хотели очернить Банду Восьмерых и выставить нас из города, они форменно облажались. Все из нас пережили выборы, как и сам Ньют. Хотя такого нельзя сказать о всех наших коллегах. Республиканцы все еще держали Палату под своим контролем, но мы проиграли десять мест Демократам, таким образом, в общем счете двести двадцать восемь Республиканцев, двести шесть Демократов и один Независимый. Ньют остался на позиции спикера, но по этому поводу раздавались громкие бурчания. Большое количество наших коллег смотрели на результаты, и на куда более жесткие предвыборные гонки, в которых они участвовали, чтобы остаться на своем месте, и показывали на Гингрича пальцем, что он усложнил им жизнь. Хорошо то, что никто не тыкал пальцем в меня или кого-то еще из банды Восьмерых (уже Семерых, потому что Рик Санторум был сенатором и стоял выше нас – жалких конгрессменов). Еще влияло и то, что Ньют требовал, чтобы мы голосовали также, так что вина за их серьезно исхудавший бюджет кампании лежала на нем.

Не уверен, что Ньют замечал все эти указки. Думаю, что если он и заметил, то не обращал на это внимания. У него была миссия – уничтожить Билла Клинтона. Он уже начал затрагивать тему импичмента, пока что тихо и, казалось, уже искал повода, чтобы это сделать. В подтверждение этому он ловил на себе множество ошеломленных взглядов от тех, с кем обсуждал это.

Импичмент – это серьезное дело, чертовски серьезное! До этого он проводился всего дважды, один раз в отношении Эндрю Джонсона после Гражданской войны, и один раз на Дике Никсоне после Уотергейта. Преступление Джонсона на самом деле заключалось в том, что во времена радикализма он был умеренным; Республиканский Конгресс хотел заставить Юг страдать, а Джонсон хотел, чтобы все улеглось. Они собрали пачку обвинений и поставили его перед судом; Джонсон выиграл за счет перевеса в один голос. Нарушения Никсона были куда более серьезными и незаконными, да и до самого импичмента дело не дошло. Никсону сообщили, что если он не уйдет в отставку первым, то ему предъявят обвинения, и он ушел. До разбора всех бумаг дело не дошло.