С чистого листа 2

Джону хватило порядочности, чтобы выглядеть смущенным от этого вопроса. Было ли это так, потому что он знал, что я прав, или потому что он изменил жене? Я не знал, и мне было на самом деле плевать.

— Это так, но здесь не об измене, а о лжесвидетельствовании. Это уже преступление.

— Это очень слабое различие, не думаешь? Мы разрушаем его жизнь не потому что он изменил жене, а соврал на этот счет? Не думаешь, что это несколько лицемерно будет звучать от Ньюта Гингрича? Он изменял своей первой жене с той, которая стала второй женой, и как я слышал, с ней проделывает то же самое. Если Гингрич будет продолжать давить на это, это все обернется и против его же задницы, и возможно, не только его. От этого полетят головы!

— Карл, даже если я и согласен с тобой, это не важно. Ньют считает, что это выигрышный билет для него и для нас. Тебе стоит признать, что до этого он всегда был прав, — спорил мой друг.

Я покачал головой:

— Нет, не был. В прошлых выборах мы потеряли десять мест. Если повторим такой успех – у нас будет разница всего в одно место. Ньют облажался, решив закрыть правительство. Это тоже было ошибкой. До выборов остался всего почти год. Ньют считает, что может поддерживать волнения следующие десять месяцев. И вот, что произойдет на самом деле. В следующие пару месяцев, примерно этим летом люди будут возмущаться. После этого они устанут от всего этого. Симпатизировать будут уже Клинтонам, ну, знаешь, вроде: «Это личное дело, оставьте их уже в покое!», или что-то вроде того. Ко времени, когда Клинтон спустит Карвилла и других своих псов, люди будут уже во всем этом дерьме винить Ньюта и нас.

— Эй, я не сказал, что нам не стоит этим на него давить. Я просто говорю, что это заходит слишком далеко. Президента смещают с должности за приказы о вторжениях и подделке выборов. Вы не можете проводить импичмент из-за того, что ему отсосала помощница! Для этого придумали разводы, Джон!

Он пожал плечами и бросил на меня беспомощный взгляд:

— Ты сам его знаешь. Чего ты от меня ожидаешь?

— Пообщайся с людьми. Я на прошлой неделе обедал с Джорджем Уиллом, а пару дней назад мы с Мэрилин поужинали с Тимом Рассертом и его женой. Я обсудил с обоими подобные ситуации. У таких вещей наблюдается определенный цикл жизни. Сначала поднимается много волнений. Волна растет и растет, но спустя какое-то время все уже устают от этого. И если после этого продолжать это мусолить, они начинают симпатизировать тому, кого вы мучаете. «Они могут оставить беднягу уже в покое?!», что-то такое. Ньют же собирается толкать это далеко за пределы этого срока! — сказал я ему.

— Посмотрим, что я смогу сделать.

— И скажи людям еще кое-что. Мы с тобой оба знаем, что Ньют не единственный в Конгрессе, кто сам грешил подобным. Если пресса действительно настолько либеральна, как тебе кажется, то не думаешь, что кто-нибудь начнет расследовать супружескую неверность Республиканцев? Ньют хочет продолжать обсуждать это до ноябрьских выборов? Это палка о двух концах!

Джон только забурчал на это.

За первую половину 1998-го года мало чего произошло. Что касалось власть имущих Республиканцев, то меня перевели в самый глубоко запрятанный комитет, хоть я и продолжил общаться с людьми. Медленно, но верно собиралась обратная реакция на Гингрича и его действия. Это выглядело, как снежный ком – нужно только слегка подтолкнуть его, и он начнет скатываться и расти.

Я помнил о политике из первой жизни достаточно, чтобы знать, что фактические заседания по поводу импичмента Клинтона проходили во время сессии ухода бывших членов Конгресса, и продолжались до междусрочных выборов, с ноября по декабрь 1998-го. Клинтона бы признали виновным в Палате и оправдали в Сенате. В этот раз Гингрич поторопил события. Чувствуя, что общественность уже устала от его беспрестанных придирок, он решил пойти ва-банк и сместить Клинтона до выборов. От разных людей я слышал, что Ньют организовал несколько частных опросов, которые говорили ему то, что он хотел услышать – мы бы выиграли еще две дюжины или даже больше мест в Палате и около половины того в Сенате, что больше, чем просто отбить потерянные нами в 1996-м году места. Драма о слушаниях по телевидению бы компенсировала отвращение к политическому процессу, которое ощущал общий электорат.

Реакция от моих коллег-конгрессменов по обоим фронтам была в лучшем случае приглушенной. Общим мнением было то, что никому не нужны были трудности во время года выборов. Демократы переживали, что если Клинтона сместить, то третьего ноября это повредит и им, а если его не сместить, это все равно бы не помогло. Любопытно было, что даже многие Республиканцы посчитали все это самым безвкусным спектаклем, который они когда-либо видели, и не хотели в этом участвовать. Только самые бешеные или тактически мыслящие из моей партии положительно восприняли это. Большинство из нас считало ситуацию самым главным отвлечением от нашей реальной работы по нашему переизбранию.