С чистого листа 2

На следующий день я обнаружил огромное количество репортеров у ступеней Капитолия, они смотрели на подиум. Ньют и парочка остальных сообщили о том, что я собирался объявить о своей отставке из Конгресса, и результат получился намного лучше, чем как-либо еще. Изящно и богато. Я собирался объявить войну Ньюту Гингричу, и внезапное нападение было бы сподручным. Я вышел из Капитолия и спустился вниз по ступеням, Марти и Джерри Фергюсон были на подхвате. У подиума я дождался, пока проведут последние проверки звука. Затем один из звукооператоров кивнул мне, и я начал свою речь.

Благодарю всех вас за то, что пришли. Как всем известно, через две недели Палата представителей проведет голосование в качестве главного жюри по статьям для импичмента президента Клинтона. Если Палата пропустит данные статьи, дело против президента будет передано для слушания в Сенат, где будет присутствовать председатель Верховного Суда Ренквист. Импичмент действующего президента является самым серьезным решением, которое может принять конгрессмен, и оно требует от него основательной оценки его цели в Конгрессе.

Как и мои коллеги, я долго мучился над своим решением на этот счет. Как бы я проголосовал, если до этого дойдет? После долгого обдумывания, я решил как буду действовать. Я не буду голосовать за импичмент.

Конституция на этот счет предельно ясна. Президент может быть смещен со своего поста за государственную измену, подкуп или тяжкие преступления или правонарушения. Обвинений ни в госизмене, ни в подкупе не предъявлялось. Предъявляемые обвинения были отнесены в категорию тяжких преступлений или правонарушений. Но что это за преступления? Президент Клинтон изменил своей жене и солгал об этом. Это совсем не то, что Отцы-основатели подразумевали под тяжкими преступлениями и правонарушениями! Из-за супружеской неверности не смещают с поста президента! Из-за этого разводятся!

Означает ли это, что я одобряю поведение президента Клинтона? Ни в коем случае! И как мужчина, и как муж, я нахожу поведение мистера Клинтона отвратительным и достойным порицания. Мне было бы стыдно представить его своей жене и детям. Если бы он сегодня пожал мне руку, я бы пересчитал свои пальцы и стер бы свои руки. Он в грубой форме злоупотребил доверием своей жены и семьи, но он не злоупотреблял доверием страны! Его недопустимое поведение не возросло до уровня, который создатели Конституции имели ввиду под причинами сместить главного руководителя. Я также хочу всем напомнить, что наши Отцы-основатели сами были мужчинами, и ничто мужское им было не чуждо.

Итак, я объявляю сегодня, что я не буду голосовать за импичмент, и буду работать против его принятия. Вместо этого я представлю проект государственной цензуры в Конгресс. Хоть я и считаю, что поведение президента не обязывает его покинуть пост, мне так же, как и всему Конгрессу, весьма противно от него. И этот проект мог бы стать подходящим способом для нас выразить это отвращение. Давайте закончим с этой процедурой импичмента и примем цензуру, и после этого умоем руки от этого грязного дела. Благодарю вас.

Глава 123. Мыльное Восстание

Сказать, что мое объявление стало шоком – было бы жутким преуменьшением. Думаю, я вызвал бы меньше реакции, если бы поджег фитиль большой бомбы у основания Капитолия! После того, как я закончил со своим выступлением, поднялся дикий рев от репортеров и все они начали выкрикивать какие-то вопросы. Я отказался отвечать и собрался уходить. В это же время в сторонах от них вне досягаемости камер в молчаливом ступоре стояли несколько конгрессменов-Республиканцев и их старшие работники. Вместо того, чтобы увидеть, как я заявляю о своей грядущей отставке из Конгресса (на что меня бы великодушно поблагодарили за мои годы службы) они увидели, как я объявляю войну Ньюту Гингричу. К нему же они и умчались, работники начали прикрывать их от журналистов, которые дружно быть погнались за ними, требуя ответа об их голосах.

Для меня же это было странного рода облегчением. Уже больше года я плясал вокруг Гингрича, начиная с момента, когда я спорил с ним о закрытии правительства. Теперь танцы кончились. Началась война.

Тем же вечером после ужина Мэрилин застала меня сидящим в своем кабинете, я просто смотрел в окно и думал. Она вошла и села ко мне на колени.

— Не против компании? — спросила она.

Я улыбнулся ей:

— Конечно, — и обхватил ее руками.

Мэрилин устроилась поудобнее, и затем сказала:

— Я просто хочу, чтобы ты знал, я очень тобой горжусь. Я знаю, это было тяжело для тебя, но ты прав, а Ньют Гингрич – нет, и я горжусь тем, что ты сказал сегодня.

Я обнял ее и затем ответил:

— Спасибо тебе. Интересно, Цезарь ощущал себя так же, когда перешел Рубикон?

— А?

Я улыбнулся.

— Ты же слышала о том, как Цезарь переходил Рубикон, так?

Мэрилин улыбнулась, пожав плечами:

— Да, но я так и не поняла, что это значило.

Я понимающе кивнул.