Я откинулся в своем кресле и тоже закинул свои ноги на стол. Насколько вообще возможно для политика иметь друзей в СМИ, Флетчер был другом. С ним мы однозначно были на "ты".
— Флетчер, я понятия не имею, о чем ты! Ньют Гингрич мой друг и наставник, и он заслужил уважения и моего, и своих коллег и с Республиканской и с Демократической сторон.
— Карл, зуб даю, что ты неделю отрабатывал эту реплику. Да и детям своим ты то же рассказывал о четвертаках под их подушкой, что они от зубной феи.
Мы обменивались колкостями еще минут десять, Флетчер все пытался разузнать от меня что-нибудь о том, как я собираюсь противостоять Ньюту, а я же доказывал свою невиновность. Затем Кэрри, молодой интерн, которая пыталась не впустить Флетчера в мой кабинет, появилась в дверях со встревоженным выражением.
— Ээм, господин конгрессмен, вам нужно это увидеть.
Я приподнял бровь:
— Я выйду через пару минут, Кэрри.
— Ээ, сэр? Вам действительно нужно на это взглянуть.
Я бросил взгляд на Флетчера, и пожал плечами. Затем я встал и добрался до двери вперед него.
— Кэрри, держи его тут и не выпускай.
Бедная девушка честно пыталась оставаться между Флетчером и дверным проемом, он рванулся вправо и обошел ее слева. Кэрри засеменила за нами, выглядя более чем взволнованно. Я застал большую часть команды, уставившуюся на почтовый ящик, пластиковый ящик, который почтовая служба приносила каждый день вместе с почтой в офис.
— Ну и? — спросил я.
Шерил указала на большой бесформенный сверток, и на два других таких же. Один был уже вскрыт.
— Посмотрите, — сказала она, указывая на стол, где он лежал. На столе лежал небольшой кусок мыла, размера и типа, который обычно бывает в отельных ванных, все еще в обертке. — Это было в свертке вместе с этой запиской, — и она передала ее мне.
Я развернул ее. Это была простенькая записка, написанная на обычной бумаге. «Хорошо мойте руки, и голосуйте против импичмента». Это было подписано «Элли Хайнс». Обратным адресом на свертке было указано «Э. Хайнс» в Аркадии.
Пока я читал это странное послание, Шерил вскрыла второй сверток, и вытряхнула оттуда второй кусок мыла с похожим посланием. Я взял его и положил на первую записку, которую Флетчер схватил прежде, чем я успел его остановить. Третий сверток побольше содержал третий кусок мыла, немного раздавленный в свертке, и сообщение, чтобы я голосовал против импичмента.
Мы все уставились на почту, Флетчер тоже все прочел, и тишину нарушил только звонок моего сотового. Я раскрыл его и приложил к уху.
— Алло?
— Карл, это Уэйн Гилчрест. Ты никогда не догадаешься, что я сегодня получил по почте!
— Кусок мыла!
— Как ты узнал?!
— У меня то же самое! Я получил три. Записка была? — спросил я.
Послышался шелест бумаги.
— В общих чертах там сказано, чтобы я голосовал против импичмента. Ты как-то причастен к этому?
— Понятия не имел.
Уэйн сказал:
— Я сделаю пару звонков. Тебе бы тоже стоило.
Я согласно забурчал, и осмотрелся в помещении. Флетчер Дональдсон спросил:
— Господин конгрессмен, я могу получить от вас какое-нибудь заявление?
Я не знал, что сказать, но меня выручила Шерил.
— Так избиратели говорят, что хотят отмены импичмента, и они хотят, чтобы вместо этого Конгресс ограничил президента.
— Да, точно, — согласно сказал я.
— Точно, — и Флетчер достал свои ключи от машины. — Всегда интересно поболтать с тобой, Карл. Еще увидимся! — и он ретировался прежде, чем я успел попрощаться.
Я поручил Шерил позвонить в офис в Вашингтоне, чтобы выяснить, присылали ли мыло туда, но ответом было "нет". Это изменилось на следующий день. В пятницу я прилетел в Вашингтон и прочел свежий Sun. У Флетчера уже была статья на странице мнения на тему полученного мной мыла вместе с поручением от большинства из Мэриленда. Часть вчерашнего дня он провел, обзванивая различные местные офисы и выяснял, что происходит. В Вашингтоне вместе с поступившей почтой я получил еще четыре куска мыла, и я позвонил в Вестминстер, и мне сообщили, что пришло еще три. Мне также звонили некоторые коллеги с вопросом:
— Карл, что за чертовщина происходит?!
В те четверг и пятницу это были только струйки. На следующий вторник, восьмого числа, после дня Труда, это уже был целый поток! Сотни кусков мыла направлялись в Капитолий, и все с приписками, чтобы мы мыли руки и забыли про импичмент, или чтобы мы работали над решением проблем, или перестали ссориться. Их смысл был предельно понятен. Идея импичмента была далеко не такой популярной, какой ее считал Ньют. К концу недели один из смекалистых молодых сотрудников у Демократа выставил мусорное ведро в коридоре с табличкой «Только для мыла», и названием приюта для бездомных в Вашингтоне. Все это мыло было бы отправлено на благотворительность! Я не знаю, сколько там было бездомных, но они наверняка стали самыми вымытыми в стране! Нам прислали кучу мыла!