С чистого листа 2

— Ааа... ну, это все случилось годы назад, конечно же, но когда Юлий Цезарь решил захватить Рим, существовало правило, что никто из римских генералов не поведет армию в Италию. Границей была небольшая речушка на севере Италии, Рубикон. Впрочем, это больше ручей, чем река. Итак, старика Юлия вызвали в Рим, чтобы он ответил за свои преступления, и ему нужно было оставить армию позади, с дальней стороны реки. Если бы он пошел без них – его отправили бы в тюрьму. А если бы он взял их с собой – это стало бы объявлением гражданской войны.

— И он взял их с собой?

— На это и ссылается выражение. Он взял их с собой. Оно означает, что ты принял решение, от которого уже не отказаться. Все ставки сделаны, и не важно, хорошо это или плохо.

Мэрилин улыбнулась:

— Ну, Цезарь победил. Победишь и ты.

Я фыркнул и криво усмехнулся своей жене.

— Не уверен, что это лучший пример. Против Цезаря выступил Помпей Великий, другой известный генерал, и после пары битв Цезарь преследовал Помпея до Египта, где голова Помпея уже оказалась в корзине.

— Фу!

— Точно! С другой стороны, там Юлий Цезарь встретил Клеопатру. Может, мне стоит обращать внимание на красивых зарубежных королев.

На это я получил тычок локтем в ребро.

— Забудь об этом! — сказала она.

Я хихикнул.

— Ну, в любом случае для Цезаря это тоже добром не кончилось. В конце концов он вернулся в Рим, где друзья убили его в зале Сената. Осталось только надеяться, что меня в скором времени не вызовут в Сенат!

Мэрилин слезла с моих коленей и направилась в сторону кухни.

— Вот и вся политика!

Когда она уходила, я крикнул:

— Эй, а есть что-нибудь в духе костюма Клеопатры?

— Забудь!

Я рассмеялся на это.

Следующие пару дней я начал обзванивать и общаться почти с каждым представителем Республиканцев, с кем только мог. Их было немного. Основное большинство отказалось со мной говорить, хоть никто и не высказал этого прямо. Они просто были недоступны, или у них был другой звонок, или дела. Я поговорил с Уэйном Гилчрестом, который со мной согласился и пообещал проголосовать вместе со мной против импичмента. Я также поговорил и с Джоном Бейнером, который также сказал, что согласен со мной, но отказался помогать как-либо.

Считая голоса по линии партии, на что рассчитывал Ньют – у Республиканцев было было двести двадцать восемь голосов за импичмент против двухсот семи голосов Демократов. Чтобы не проводить импичмент, мне нужно было добыть одиннадцать голосов, чтобы итогом стало двести семнадцать голосов против двухсот восемнадцати. Ну, десять точно, поскольку я сам был этим одиннадцатым.

На самом деле все было куда сложнее. Поскольку актуальные статьи импичмента содержали шесть различных обвинений, было возможно, что мои коллеги могли бы угодить обеим сторонам, проголосовав против одних обвинений, но за остальные. Двумя крупными обвинениями были: лжесвидетельствование и препятствование расследованию. Остальные касались неуважения к Конгрессу и связанные с этим обвинения в препятствовании. Я сразу мог видеть, что некоторые конгрессмены могли проигнорировать последние четыре обвинения, но проголосовать за первые два. Хуже было то, что была и парочка нескольких консервативных Демократов, которые питали такое же отвращение к Клинтону, как и все остальные, которые могли бы занять противоположную сторону! Так что в реальности мне нужно было больше, чем десять голосов.

Моя политическая карьера начинала сливаться в унитаз. Хорошо то, что я все еще был до неприличия богат, так что мне не пришлось бы идти работать лоббистом. Я и в самом деле в один момент задумался об этом, затем фыркнул и расхохотался, и позвонил в Институт Возрождения Америки. Фонд начал подталкивать Республиканских конгрессменов голосовать против импичмента. Потратить немного денег на дело лишним не будет.

В четверг утром случилось нечто, чего я не мог ожидать. Голосование в Палате в качестве главного жюри состоялось бы во вторник пятнадцатого сентября. За два четверга до этого, утром третьего числа я был в офисе в Вестминстере, где я встречался с Шерил и остальными из команды. Посреди утра пришел никто иной, как Флетчер Дональдсон. Он все еще работал на The Baltimore Sun, и теперь был их главным политическим корреспондентом, и у него были и авторские статьи и колонка с личным мнением, что уже походило на синдицирование. Он не обратил никакого внимания на протестующую девушку-интерна, которая пыталась загородить распахнутую дверь в мой кабинет, и просунул туда голову.

— Карл, не хочешь отозвать свою овчарку?

Я фыркнул и поманил его рукой.

— Флетчер, ты груб, неотесан и социально неприемлем!

— Моя мать бы с тобой согласилась. Давай поговорим.

Я закатил глаза и сказал:

— У меня точно есть планы. Дай я позвоню и назначу! — и я взял свой телефон и изобразил, будто говорю по телефону.

Флетчер проигнорировал и это, и уселся в напротив меня. Он откинулся на спину в своем кресле и закинул ноги на мой стол.

— Карл, не хочешь рассказать мне о вашей грызне с Ньютом, и как ты намерен победить?