С чистого листа 2

— Итак, вертолету нужно было приземлиться на неком заброшенном аэродроме. Заброшенном, ага! Он был под контролем какого-то там местного наркобарона, и нам нужно было совершить ночное нападение, чтобы обезопасить его и вызвать вертушки. К тому моменту мы больше были похожи на ходячих мертвецов, чем на боевой отряд, но мы все равно это сделали, потому что мы были американскими десантниками и самыми крепкими сукиными сынами на планете! У меня было несколько человек, которые добровольно хотели остаться позади, чтобы не замедлять нас, но я сказал им, что мы все отправляемся домой, живыми или мертвыми. Мы вернулись на базу, и в это время Хокинс арестовал меня за ослушание и бунт. Когда я отказался сотрудничать, его ручной начальник военной полиции затащил меня в подвал и избивал до потери сознания.

— Это все ложь! Чертова ложь, и я терпеть это не намерен! — взревел Хокинс.

Я улыбнулся ему, пока все остальные поворачивались ко мне. Я ответил:

— Вы хотите свидетелей? Прошло уже одиннадцать лет, но я могу гарантировать, что если я позвоню в Пентагон, я могу получить актуальные адреса всех остальных ребят, которые прыгали. Кто-то из них наверняка все еще служит, но я знаю как минимум одного, который оставил службу, и велики шансы, что ушел и кто-то еще. Если будет необходимо, мы можем также найти адвоката из военно-юридической службы, который вытащил меня из того подвала в госпиталь Уолтера Рида.

— И все это потом было засекречено? — спросил Гингрич.

— После моего избиения в подвале, я пришел в себя уже на больничной кровати в закрытом помещении. Мне сообщили, что все было классифицировано как «Совершенно Секретно», и что мне стоит держать рот на замке, чтобы я забрал свою Бронзовую Звезду за то, что доставил своих людей домой, и чтобы я покинул армию так быстро, чтобы закрывающаяся за мной дверь даже задницы моей не коснулась. Вместе со мной были уволены все остальные офицеры из командования, по крайней мере те, кто остался жив, все, кроме генерала бригады Энтони Хокинса, которого подняли в звании.

Я поднялся на ноги, взял свою трость и доковылял до окна. Затем я развернулся и сказал, помахивая тростью:

— Мне это не было нужно до того прыжка, или до того, как мне пришлось проковылять добрую половину сотни километров через вражескую армию. Единственная причина, почему я молчал – так это потому что нам не нужно было, чтобы никарагуанцы знали, что американский генерал решил вторгнуться в их миролюбивую страну с вооруженными американскими десантниками, или что американский генерал сумел выйти сухим из воды после приказа до полусмерти избить неподчинившегося офицера! Господа, кто-нибудь из вас представляет, какой бы скандал подняло хотя бы что-нибудь из перечисленного?

— Это абсурд! Ты ничего не можешь доказать! — рявкнул Хокинс.

Я посмотрел на Пелла.

— Сенатор, вы будете проводить слушание по генералу. Вы действительно думаете, что я не смогу найти ни одного Республиканца, у которого есть хотя бы один зуб, и который не пригласит меня на освидетельствование? — я повернулся обратно к Хокинсу. — Знаете, кроме бега, я все еще могу пройти все нормативы для парашютной школы. Я скучаю, в смысле, по бегу. Я раньше пробегал по восемь километров, — я также объяснил остальным. — Вообще это был минимум, восемь километров, которые должны были пробегать все десантники. Иногда мы бегали и на большие дистанции, — я снова развернулся к Хокинсу и похлопал тростью по своему колену. — Я никогда больше не смогу бегать, генерал. Я был чертовски хорошим солдатом, генерал. Я уже почти был назначен в команду инженеров, и мне было уготовано место в Объединенном комитете начальников штабов. Все пропало. Расплата – жестокая штука, не правда ли?

— Это нелепо! Я не стану это терпеть… — завелся Хокинс на пару минут, но уже было очевидно, что никто больше не обращал на него внимания.

Я прервал его:

— Генерал, вы не заслужили носить форму тогда, и вы уж точно не заслуживаете того, чтобы вернуться к службе еще раз.

Хокинс громко запротестовал на это, но Борен прервал его:

— И чего вы хотите, конгрессмен Бакмэн?

— Сенатор, вы же не можете всему этому поверить…

Борен только отмахнулся от него, и продолжил смотреть на меня:

— Ну?

Я просто покачал головой. Я повернулся к Болдуину.

— С этим ублюдком покончено. Навеки. Мне не интересно рассказывать эту историю. Никарагуа все еще та же бочка с порохом, и никому не нужно все это снова ворошить. Просто прогоните его жалкую задницу раз и навсегда, — я взглянул на Хокинса. — Генерал, я понятия не имею, откуда вы взялись, но настало время вернуться туда, откуда вы и пришли. Валите из Вашингтона. Продайте дом, оставьте работу, и уходите. Пора идти домой, отживать свою пенсию и быть забытым.

Я посмотрел на остальных. Борен и Пелл молча кивнули; Форд ухмыльнулся и затем с отвращением взглянул на Хокинса. Болдуин же просто сидел с каменным лицом, и не стал даже смотреть на него. Ньют же просто поднялся и подошел ко мне:

— Думаю, дальше я справлюсь сам, Карл. Почему бы мне не позвонить тебе позже?