От этого я просел в своем кресле. Мысли метались почти в миллион направлений. Где-то спустя полминуты я повторил:
– Серьезно?
– Да, сэр.
Я заморгал.
– Ну, это явно нечто такое, чего я не ожидал. Я думал, что кто-то просто пытается раскачать котел и посмотреть, что всплывет. Все, что я могу вам сказать, что мне нужно серьезно это обдумать.
Второй сказал:
– Я предполагаю, господин конгрессмен, что за последние пару недель, когда эти слухи ещё только начались, у вас уже был шанс это обдумать.
Я строго на него взглянул.
– Есть разница между «думать об этом» и «обдумать это». Мне однозначно нужно обсудить это с женой и семьей.
Они переглянулись между собой и незаметно кивнули. Первый открыл свой дипломат и достал толстый конверт:
– Господин конгрессмен, вы наверняка можете представить, что мы работаем в определенных временных рамках. Мы только начали процесс проверки всех кандидатов. Если вы заинтересованы в том, чтобы попасть в окончательный список, нам нужно знать об этом в течение двух недель, и нам понадобится, чтобы к тому моменту эти документы были заполнены.
На это приподнял бровь:
– Вот как? Что это, заявление на работу?
Первый слегка пожал плечами и еще незаметнее улыбнулся, а второй просто кивнул.
– Это всего лишь небольшой справочный материал, который нужен мистеру Чейни и губернатору Бушу, чтобы помочь в принятии решения.
Я посмотрел на конверт.
– Посмотрим. Я буду на связи.
– Нам нужно, чтобы это было заполнено в течение двух недель, сэр.
– Я буду на связи, – и я поднялся, завершая встречу.
Первый затем сказал:
– Все это должно быть в строжайшей тайне, конечно же.
Я взглянул на него и слегка наклонил голову вбок.
– Ну, вот и сорвался мой план рассказать об этом в New York Times, не так ли? Мне нужно обсудить это с женой.
– Конечно, сэр.
– Хорошего вам дня, господин конгрессмен.
– Хорошего вам дня.
Я проводил работников на выход и закрыл за ними дверь. Затем я вернулся к дивану и сел. Взяв конверт, я вскрыл его и пролистал документы. Это была довольно длинная форма, где было больше восьмидесяти вопросов. Если я думал, что процесс проверки кандидатов был ужасен, когда я избирался в Конгресс, то это было в десять раз хуже! Значительную часть занимали вопросы о моих финансах, они хотели узнать детали о всех моих живых родственниках (и родственниках Мэрилин), которых мы только могли найти, и детали о моем образовании и военной службе, которые я не был даже уверен, что смогу вспомнить. Мне также нужно было предоставить копии моих записей о голосованиях с момента вступления в Конгресс вместе с копиями всех речей, которые я когда-либо давал. Были даже пункты, которые нужно было подписать, чтобы можно было получить протоколы, публичные записи и даже мои медицинские данные. Были даже вещи, о которых я никогда не слышал. Я ни за что не смог бы это заполнить; это бы потребовало участия моего адвоката и бухгалтера. Ответ бы наверняка занял достаточно бумаги, чтобы забить целиком грузовик.
И все-таки ничего из этого не имело значения, пока Мэрилин не даст своего одобрения. Хотел ли я вообще этим заниматься? Может быть, если бы я мог иметь какое-то влияние на Джорджа Буша, если бы меня выбрали, и если бы мы попали на пост. В этом утверждении было очень много «если». В первую очередь самое важное. Я достал свой телефон и прожал быстрый вызов Мэрилин.
– Алло?
– Привет. Занята?
– Не очень. Я только что собиралась переключить стиральную машину с режима стирки на сушку. Что случилось?
– Ты одна?
– Нет, у меня тут чистильщик бассейнов, газонокосильщик, и парочка ремонтников, которые ждут меня в ванной. А что?
– Мэрилин!
– Конечно же я одна! Девочки в школе. Что стряслось?
– Слушай, ты не можешь говорить им, или кому-либо еще. Знаешь, как если бы ты не стала рассказывать своей матери обо том, как тебе нравится всё то, что я с тобой делаю поздними ночами…
– КАРЛ!
– Ладно, ты знаешь про эти слухи о том, что я в окончательном списке кандидатов на пост вице-президента? Это не просто слухи. Меня действительно рассматривают, – сказал ей я.
– Что? Серьезно?
– Примерно так же сказал и я, – признался я. – Ко мне только что приходили двое ребят, из офиса Дика Чейни, и сообщили об этом. Они оставили мне пачку документов, с которыми мне надо разобраться, и мне надо в течение двух недель дать им ответ.
На секунду воцарилась тишина, и затем она спросила:
– И что ты хочешь сделать?
– Я не знаю. Чего бы ты хотела, чтобы я сделал?
– Не знаю. Ты хочешь быть вице-президентом? – спросила Мэрилин.
– Да. Нет. Может быть. Если я действительно смогу что-то сделать, то может быть, но ни в коем случае я не хочу этим заниматься, если ты этого не хочешь.
– Они спрашивали не меня.
– Мэрилин, я серьезно. Я знаю, ты сказала, что мне стоит сделать что-то, если я считаю, что это нужно сделать, но это уже совсем другой уровень странности! Если я скажу «да», и меня выберут, и мы победим в ноябре… ну, это сильно повлияет на всех нас!
– Угу, – пару секунд снова была тишина, и затем она сказала: – Я не говорю «нет», но я хочу это еще вечером это обсудить.
– Звучит разумно. Увидимся.