– Благодарю вас. Я бы хотел сегодня извиниться перед американцами. Я приношу извинения за тот факт, что последние два дня вашей жизни были забиты всей этой чепухой, – в этот момент можно было услышать, если булавка упадет на пол, и краем глаза я видел, как Ари Флейшер бледнеет, – Позвольте объяснить. Мои дочери не живут в Вашингтоне. Они живут в реальном мире… – и я указал в сторону стены, и в общем счете – куда-то наружу, и продолжил: –…и у них есть нечто, что в реальном мире зовется чувством юмора. Пару дней назад они сказали то, что обычные люди называют «шуткой», пока общались со своими друзьями. Вся Америка знает и понимает, что такое юмор и шутки, но здесь, в Вашингтоне – этого не знают. Так что я приношу вам свои извинения. Я обещаю объяснить им это и сказать, что в будущем им нельзя веселиться, иметь друзей, и что им больше никогда нельзя отпускать шутки. Есть вопросы?
Поднялся полный балаган, и все дружно подскочили и начали выкрикивать какие-то вопросы. Я выждал пару секунд, затем приложил палец к губам и издал звук «ш-ш-ш», в это же время другой рукой призвал всех сесть обратно. Когда все усаживались обратно, я сказал:
– Вот, как в первом классе. Поднимите руки и ждите своей очереди.
Все подняли руки и я указал на кого-то слева. Я узнал лицо, но не смог вспомнить имени, и я знал, что он работал в СВS. Я взглянул на схему рассадки гостей и заметил, что там сидел Джон Робертс. Я указал на него и сказал:
– Джон?
Робертс поднялся и спросил:
– Итак, ваши дочери не собираются же на самом деле продавать наркотики и становиться проститутками?
Я задержал на нём взгляд на мгновение.
– Вы серьезно? Вы же шутите, да? Сядьте. Больше никаких глупых вопросов. Следующий?
В комнате воцарилось ошеломленное молчание, когда я сказал одному из «элитных» корреспондентов Белого Дома сесть и заткнуться, но затем поднялась новая волна рук. Я решил в этот раз дать высказаться женщине, и нашел Кэмпбелл Браун из NВС. Я указал на нее и сказал:
– Кэмпбелл.
– Вице-президент Бакмэн, вы не думаете, что за вами может вестись такая же слежка, как и за остальными политическими фигурами?
– За мной? Конечно, со мной все честно. За моими дочерьми? Не, совсем нет. И еще, это ваша сеть, а не моя, но если вы хотите обо всем докладывать про моих легкомысленных дочерей, пока они валяют дурака со своими друзьями, валяйте, это ваше время и ваши деньги, – и я осмотрелся и нашел одного журналиста из печати, Джима ВандеХея из Wаshingtоn Роst, – Джим.
– Как вы можете ответить на комментарии Раша Лимбо обо всем этом? – спросил он.
Я ухмыльнулся.
– Чего бы мне хотелось знать – так это как и когда Раш Лимбо успел стать голосом семейных ценностей в стране. Он уже с третьей женой, а я все еще работаю над своей первой. У него нет ни одного ребенка, а у меня целых трое. Мои дочери – круглые отличницы. Мой сын сейчас защищает нашу страну, чтобы этот болтливый идиот мог плеваться ядом. И почему-то же он объявляет о том, что мои жена и дочери – шлюхи и пустышки?
– И самая худшая часть в том, что все вы ему вторите! Прошлым вечером я сидел с ними и смотрел, как Том Брокау объявляет об этом на национальном телевидении, но я мог с тем же успехом переключить на любой другой канал или прочесть это в любой вашей газете. Множество из вас видели моих жену и дочерей, и вы знаете о том, что все это ложь и клевета, и все-таки вы о них пишете. Вот и еще кое-что, что они узнают о реальном мире снаружи – позор!
Кто-то выкрикнул:
– И что вы собираетесь с этим делать?
Я оглядел всех в комнате, но не смог определить, кто это сказал. Все равно тогда это было уже не важно.
– Ну, мне нужно было объяснить своим дочерям о репортерах, не так ли? Они уже потеряли часть своей невинности. Теперь им всегда придется задумываться о том, думают ли о них люди, с которыми они видятся и парни, с которыми они встречаются, то же, что и ужасные люди в этой комнате – вы сказали о них!
Я взглянул на бледного, как полотно, Ари Флейшера, и отступил назад.
– Думаю, мы закончили, – и я развернулся и вернулся по коридору в свой кабинет.
Тем вечером избранные отрывки с моей пресс-конференции попали в новости, и ее показали полностью на Dаilу Shоw, где Джон Стюарт периодически вставлял коротенькие комментарии. Он так же добавил и свежие оскорбления и комментарии от Fох Nеws, которые не могли понять, стоит ли поддерживать Республиканского политика, то есть меня, или же икону Республиканцев Раша. Они даже пытались поддержать и все и никого сразу. Было бы смешно, если бы это не касалось моей семьи.
Мэрилин с девочками прилетели в Вашингтон и остались там со мной на выходные. Их сильно огорчило то, что они порой слышали в школе. Я знал, что это пройдет, но это все равно было не очень здорово. Одно дело услышать, что Раш Лимбо или какой-то политик нападал на меня, но совсем другое – узнать, что это перепадает и на них тоже. Первой реакцией Мэрилин было просто:
– Я твоя ПЕРВАЯ жена? Подумай еще раз! Я твоя единственная жена!
Я мог только ухмыльнуться и ответить: