– В конце февраля. После этого Дик Чейни не сможет даже школьным охранником устроиться! У нас будет встреча с Джоном Эшкрофтом, с представителями кабинета советников Белого Дома и еще парочкой человек. Тебе однозначно нужно быть в деле. Джон приказал мне не болтать, и поэтому я не слишком много рассказывал.
– То есть нам нужно просто пережить еще несколько недель.
– Может, даже меньше. Как я понимаю, специальный прокурор готовит повестки для Дика Чейни и Пола Вулфовица. Если они откажутся прийти, то он направит приказ о вызове свидетеля в суд и пройдется по ним в вечерних новостях. Они наверняка потребуют сохранения тайны переписки, и кабинет советника уже занимается этим. Это сработает намного лучше, если я подыграю, а я сейчас не ощущаю себя излишне щедрым.
– Дик Чейни в наручниках? Отличный постер для кампании получится, Карл!
– А разве нет? Как я вижу, специальный прокурор – амбициозный молодой человек, и он хотел бы увидеть свое имя в газетах. Я хочу, чтобы ты позвонил Джону Эшкрофту и попросил о встрече с ним – и посмотрим, могут ли тебя быстро ввести в курс дела. Только помни, тебе нельзя об этом рассказывать даже своей собаке, пока все это не выйдет наружу. С этим разбираться будет министерство юстиции, а не мы с тобой. Мы же – сама невинность во плоти.
– Да чтоб мне провалиться. Я бы тоже был не прочь увидеть этого нахального выскочку в наручниках, – Джон улыбнулся, встал и отправился обратно в свой кабинет, чтобы прочесть "Трехсторонний отчет о расследовании террористической атаки одиннадцатого сентября 2001-го года". Мы назвали его "Тройственным отчетом". Название "Три Товарища" было бы изменено как "неподобающее" – теперь же они были "Тройственной комиссией". Это было бы занимательным названием для тех, кого не стошнило еще от первого. Это был не звездный час Америки.
Объединенный комитет по разведке впервые официально собрался через два дня, в среду тринадцатого февраля. Председателем был Боб Грэхем, Демократ из Флориды, который также был и председателем особого комитета по разведке в Сенате. Его заместителем был его Республиканский коллега из постоянного состава особого комитета по разведке Палаты Портер Госс, тоже из Флориды. Они весь день давали присяги, выступали перед камерами и возились со всей процедурой, и затем ретировались, чтобы потом заново появиться перед камерами во время вечерних новостей. Были обещания о сотрудничестве между партиями, о прозрачности, а потом они взялись за руки на спели "Кumbауа"! Выглядело это чудесно.
Может быть, это было слишком цинично. Реальность была такова, что хоть весь Конгресс и был продажным и замкнутым на самом себе, более чем парочка конгрессменов и сенаторов были довольно честными и преданными, и просто застрявшими в системе. И иногда они могли собраться в общем возмущении и чего-нибудь добиться, и наверняка это был один из таких случаев. Если бы мы это хорошо обыграли, то мы смогли бы и подходящим образом ими управлять.
И все это началось утром в четверг. Как только начались заседания, Грэхем и Госс провели голосование о запросе у Белого Дома всей информации, которая у него была по атакам одиннадцатого сентября. Решение было единогласным. И как по заказу раздался стук в дверь, и вошли Три Товарища, каждый из них нес по копии "Тройственного отчета", а за ними лакей толкал перед собой тележку с дополнительными копиями. Отчет на самом деле был разделен на две части, где была общая сводка – единственное, что кто-либо вообще собирался читать, и куда большее дополнение размером с телефонную книгу Манхэттена. Три Товарища дали свою присягу, затем каждый из них зачитал по заявлению, которое было заранее совместно подготовлено, и затем сессия была распущена, чтобы все смогли изучить представленные материалы.
Результат был довольно предсказуемым. Мы составляли общую сводку с упором на телевидение, добавив туда парочку гипербол и звучных выражений. От Конгресса, несмотря на его обещания держать все в тайне, можно было ожидать, что он сольет все, как сито. К вечернему эфиру у каждого канала были копии отчета, и это стало обязательной вступительной частью передач. Фразочки в духе "неверное и запутывающее" и "халатность, запугивания и использования служебного положения" стали основными пунктами. Ари дал пару комментариев для проформы, мол, что мы не могли комментировать еще идущее расследование, и затем передали пару из заданных вопросов в министерство юстиции для обработки.
В пятницу поднялась огромная шумиха! Было изучено всё дополнение, и хоть некоторые имена и даты были изменены, там было полно доказательств. Министерство юстиции заявило, что не может давать никаких заявлений по еще проводящемуся расследованию, и затем добавило, что генеральный прокурор назначил специального прокурора, который работал с Тройственной комиссией, чтобы определить, были ли совершены нарушения, подпадающие под статью. К утру воскресенья пресса уже чуть ли ни выла на луну и всем, кто хоть как-то был упомянут в отчете, в хорошем ли смысле или в плохом, в лицо тыкали микрофоном и камерой.