Я взял один выходной и встретился со своими юристами вместе с советником Белого Дома Джоном Вайзенхольцом. Кабинет советника не стал бы отстаивать мою личную позицию, но они отстаивали бы позицию президента. Их общим вердиктом было, что все это было просто напусканием тумана. Ничего из этого не вышло бы на рассмотрение, и было бы отброшено ещё на раннем этапе. Я мог бы удерживать это дело в суде до тех пор, пока мы все не умерли бы от старости. Требование половины моего имущества основывалось на нелепой теории о том, что Джена Колосимо и Майкл Петрелли сформировали "вторую семью", и таким образом также претендовали на половину моего имущества, равно как и Мэрилин с Чарли и близняшками, которым бы досталась вторая половина. Я никак не мог быть должен покрывать тридцать лет алиментов на ребенка, которых его мать не требовала.
С другой стороны – это Америка. Кто угодно мог засудить кого угодно за что угодно. Я мог отстаивать свое доброе имя и потратить остаток своего состояния на разбирательства с этим мудаком, или же я мог его купить. Может, закон и был на моей стороне, но Петрелли смог оставить определенный отпечаток на общественном настроении, и у него были весьма непристойные дневники, раскрытие которых мне было совершенно не нужно.
Мы выждали ещё около недели до выборов и затем взяли ДеСантоса на освидетельствование снятия моей пробы для проведения ДНК-теста. Это было поручено парочке агентов Секретной Службы, которые затем проводили ДеСантоса за территорию и отвезли обратно в Нью-Йорк. Он возмущался, что ему не было позволено общаться с прессой ни в зале для пресс-конференций, ни на Южной лужайке! Уже в Нью-Йорке агенты вместе с ДеСантосом и Петрелли посетили лабораторию, где сняли пробу уже с Петрелли, и затем передали мою пробу. Результаты должны были быть в среду четвертого ноября.
Все это довольно хорошо отыгрывалось в прессе. Моя "открытость" в проведении теста на отцовство обнадеживала. Чушь! Я просто хотел, чтобы это все закончилось. Я был уверен в одном – если это окажется затянувшимся мошенничеством, или результаты теста были бы отрицательными, то я бы уничтожил ДеСантоса! К тому моменту, как я бы с ним разделался – ему бы очень повезло, если бы он потом смог работать адвокатом хотя бы на Кубе!
Что бы я делал, если результаты оказались положительными? Я не знал.
Выборы состоялись во вторник третьего ноября, и впервые я не волновался о результатах в "Бест Вестерн" в Вестминстере. Нет, в этот раз мы расположились в "Хайятт Редженси" в Вашингтоне, который располагался в паре кварталов от Капитолия. После того, как девочки закончили с учебой, мы с ними и Мэрилин полетели домой в Хирфорд, захватив по пути из дома Чарли и всем нашим кортежем поехали в наше обычное место для голосования в старшей школе. Мы проголосовали и поехали обратно домой. Когда мы летели обратно в Белый Дом, Чарли присоединился к нам. Он оставался в стороне от кампании настолько, насколько мог. Его мнение? – Пап, я понятия не имею, как ты с этим всем справляешься!
Хороший дождь!
Несмотря на это второстепенное событие, экономика держалась на плаву, и в мире было относительно спокойно. К концу вечера уже стало очевидно, что я победил на своем переизбрании, или же на выборах на пост президента. По популярности я был впереди на пять процентов, имея шестьдесят три с половиной миллионов голосов против пятидесяти семи миллионов у Керри. Ещё больший отрыв у меня в коллегии выборщиков – триста тридцать четыре против двухсот трёх. Единственные штаты, где победил Керри – это в трех штатах на Западном побережье (Вашингтон, Орегон и Калифорния), в Иллинойсе (Чикаго, крепкий бастион Демократов), в Миннесоте на Среднем Западе, на Северо-западе (Майн, Массачусетс, Нью-Хэмпшир, Вермонт и Коннектикут) и в части среднеатлантических штатов (Нью-Йорк, Нью-Джерси, Делавар и Мэриленд). Я же победил на Юге, в Рокки-Маунтинс, почти везде посередине страны и в огромной части промышленного пояса. Я проиграл в Мэриленде, но, любимый сынок или нет, я все равно не особенно ожидал победить там.
К десяти часам, когда в Рокки-Маунтинс начали объявлять результаты, прогнозы склонялись в мою пользу. Окончательный результат отказывались озвучивать до тех пор, пока не закончились голосования на Западном побережье, но уже к тому моменту математически все было закреплено. Где-то в пятнадцать минут двенадцатого мне позвонил Джон Керри, всего лишь через пару минут после того, как СМИ объявили о моей победе. Он поздравил меня с победой, а я поблагодарил его за тяжёлую и честную кампанию. Мы полюбезничали по телефону и пообещали сотрудничать друг с другом и творить политическую любовь на постели, усыпанной лепестками роз. Бла, бла, бла! Керри вел относительно честную кампанию, как и я; а если бы я ещё раз увидел Джона Эдвардса – я бы зашвырнул его в засаленный мусорный контейнер и захлопнул бы крышку!
Некоторые комментаторы называли это ожидаемым, но это скользкая дорожка для любого политика. Самое опасное для политика – это доверять своему собственному обзору прессы.