Но, к сожалению, на деле так не случилось. Действуя на направлении главного удара, 39-я армия не могла обеспечить плотность артиллерии, о которой говорил А. И. Еременко. Сосредоточив все, что можно, мы довели плотность до 118–120 стволов на 1 километр фронта прорыва, а на направлении вспомогательного удара лишь до 70–73 стволов. Даже после перегруппировки войск армии на последующем этапе операции и усиления их резервами фронта к 14 сентября на направлении главного удара мы имели лишь до 150 орудий и минометов на 1 километр. Недостаток артиллерии существенно сказался на действиях войск армии.
12 августа были получены боевой приказ командующего и обращение Военного совета Калининского фронта о переходе в наступление.
Политическая работа в часы, остающиеся до начала боя, приобретает особый эмоциональный накал, которому хорошо соответствует такая испытанная форма массовой агитации, как митинг. Митинги с участием руководящего состава фронта, армии, корпусов и дивизий состоялись у нас 12 августа во всех частях. В одном из них — это было в стрелковом батальоне 185-й дивизии — участвовал заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант М. Н. Герасимов. Он вручил ордена и медали отличившимся в предыдущих боях, пожелал воинам новых успехов. Помню об этом случае потому, что потом мне довелось информировать генерала Герасимова о том, что данное в его присутствии слово громить врага умело и настойчиво воины батальона с честью сдержали.
Наращиванию наступательного порыва бойцов послужила листовка, подготовленная и распространенная в этот день политотделом армии. В ее составлении принял участие прибывший на фронт писатель Валентин Катаев. Призывая к разгрому врага, к возмездию, листовка напоминала, что перед нами стоит 197-я фашистская дивизия, в составе которой были палачи, казнившие Зою Космодемьянскую. Я видел, как воины сосредоточенно читали сами или слушали текст листовки из уст агитаторов, и был уверен, они не пожалеют усилий, чтобы отомстить гитлеровцам.
В ночь перед наступлением, когда наши части заняли исходное положение, политработники уже находились вместе с бойцами в траншеях, разъясняли задачу на первый день боя.
13 августа 1943 года в 7 часов 40 минут утра после 40-минутной артиллерийской и авиационной подготовки войска 39-й армии перешли в наступление. Одновременно перешел в наступление наш сосед справа — 43-я армия.
Части и соединения нашей ударной группировки к середине дня прорвали первую позицию главной полосы обороны противника и завязали бой за вторую позицию. К исходу дня фронт прорыва на двух участках составил 16 километров, войска продвинулись на глубину до 4–6 километров. Части 3-й воздушной армии из-за низкой облачности сделали менее половины запланированных самолето-вылетов и не смогли оказать наступающим эффективной поддержки.
С первого же часа наступления противник, используя все виды ружейно-пулеметного и. артиллерийского огня, выдвижение танков, авиацию, оказывал ожесточенное сопротивление, непрерывно контратаковал. Откровенно говоря, такой устойчивости вражеской обороны мы не ожидали.
Наряду с другими факторами в этом сказалось отрицательное последствие переноса начала операции: противник узнал о перегруппировке войск армии, и наш удар не оказался для него внезапным. Из резерва гитлеровцы выдвинули еще одну пехотную и часть сил моторизованной дивизии, значительно усилив оборону в полосе действия нашей ударной группировки.
Мы договорились с командармом, что рано утром 14 августа я выеду в 17-ю гвардейскую дивизию — на направление главного удара войск армии.
— Возьми с собой офицера оперативного отдела штаба, — посоветовал Алексей Иванович. — Посмотрите, как полки дивизии взаимодействуют с 28-й танковой бригадой. От этого многое зависит…
Было еще темно, когда мы с капитаном Самарским направились к гвардейцам. Все дороги и возможные объезды были нам известны, и все же только к 10 часам утра мы смогли добраться до НП дивизии: так велик был затор на раскисших от вновь начавшихся дождей дорогах.
С командиром дивизии генерал-майором Александром Петровичем Квашниным в боевой обстановке я встречался впервые, а в таких случаях к людям присматриваешься особенно внимательно. После доклада генерала я попросил установить рядом вторую стереотрубу, чтобы наблюдать за полем боя и одновременно быть в курсе дел командира. Помнится, не потребовалось много времени, чтобы убедиться, насколько уверенно действует Квашнин. Четкие и своевременные распоряжения командирам частей, объективные доклады командиру корпуса, выдержка и хладнокровие — все это расположило меня к новому боевому товарищу. Но в той обстановке было не до эмоций.