С думой о Родине

И вот преодолены две траншеи противника. Дружинин со своей группой устремился к мосту, через который в панике бежали гитлеровцы. А на берегу вражеские саперы уже копошились в проводах, готовясь взорвать мост. Комсорг дал по ним очередь из автомата, несколько из них свалились замертво, другие обратились в бегство. Дружинин подскочил к проводам, мгновенно их перерезал. И только после этого заметил, что к мосту с ним вышли лишь двое комсомольцев — пулеметчик Морозов и автоматчик Бутырев, да и те были ранены. Но к спасенному мосту уже подходили наши танки, машины с орудиями. Переправа была обеспечена! Дружинин с глубокой радостью смотрел, как на западный берег Лучесы устремились наши войска.

Когда подошла рота Богача, он вместе с ней пошел вперед выполнять боевую задачу своего батальона — ради этого он и спасал мост.

Еще не один раз после этого подвига комсорг Дружинин отличится в боях. Благодаря отменным организаторским способностям он вскоре станет комсоргом полка, потом помощником начальника политотдела по комсомольской работе в своей 19-й гвардейской дивизии.

Забегая вперед, скажу, что я был рад в апреле 1945 года вручить Михаилу Ивановичу Дружинину высшие награды Родины — орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза, которых он был удостоен за свои ратные подвиги на посту комсорга гвардейского батальона. Один из видных политработников, генерал-полковник М. И. Дружинин и поныне продолжает службу в Советских Вооруженных Силах.

Начиная с утра 25 июня все соединения армии, армейские части развернули бои по уничтожению окруженных дивизий противника.

И с этой задачей армия в считанные дни справилась, хотя и нелегкой ценой. Немецкие войска, выполняя приказ Гитлера, яростно сопротивлялись, предпринимали отчаянные усилия, чтобы вырваться из окружения.

Командующий вражеской группировкой генерал Гольвитцер, оставив на востоке и юге прикрытие против наших войск, главные силы направил в западном направлении.

Особенно опасная обстановка сложилась в полосе наступления 17-й гвардейской дивизии генерала Квашнина, через боевые порядки которой пытались прорваться гитлеровцы. Положение осложнялось тем, что правый фланг дивизии оказался оголенным, и генерал Квашнин вынужден был бросить для его прикрытия свой 48-й стрелковый полк. Группами в 1000–2000 человек при поддержке 10–12 танков, штурмовых орудий и артиллерии противник раз за разом яростно атаковал позиции гвардейцев. С утра 26 июня на боевые порядки 17-й, а также 91-й гвардейских дивизий обрушились сильные удары собранных в кулак «тигров» и «фердинандов», огонь батарей крупнокалиберных орудий. Но гвардейцы всюду стояли насмерть.

В первой половине дня 25 июня, как только обозначилось направление главного удара окруженных немецких частей, я выехал в полосу действий 17-й дивизии. Здесь, в 48-м полку, я встретил начальника политотдела дивизии полковника Пшеничного и майора Минеева. Оба еще не остыли от только что закончившейся схватки с гитлеровцами, в которой они участвовали. Контратака была отражена гвардейцами с большим уроном для противника. Но потери не миновали и нас. Пшеничный доложил, что тяжело ранен начальник штаба полка майор В. П. Миненко.

Пшеничный и Минеев оказались здесь не случайно: на участке 48-го гвардейского полка гитлеровцы рвались особенно остервенело.

Спустя полчаса в сотне метров севернее высоты, на которой мы находились, снова разгорелся жаркий бой. Заговорила наша артиллерия, бившая прямой наводкой прямо по скоплениям рвавшихся напропалую немцев, буквально скашивая их. Я впервые невооруженным глазом видел такую картину истребления врага, действовавшего, очевидно, на грани безумства. Лишь немногим гитлеровцам удалось спастись бегством.

В одну из рот я пришел тоже после отражения очередной контратаки, которую я наблюдал с НП полка. Командир роты старший лейтенант А. И. Корнеев, используя кустарники и складки местности, в это время спешил перегруппировать свои силы, явно уменьшившиеся в ходе боя: не осталось ни одного командира взвода, выбыла часть солдат и сержантов. Смышленый офицер и не пытался восстанавливать прежнюю структуру роты. Он разбил оставшихся людей на два новых отделения, одно из них с двумя пулеметами поставил во фланговое по отношению к противнику положение, усилил свою ячейку управления дополнительно двумя воинами. Все это было сделано расторопно, но без суеты, пока мы добирались до роты. Мне это понравилось. Но вот офицер, доложив о результатах боя и принятых им мерах на случай повторения противником атаки, довольно категорично потребовал от меня немедленно уйти в траншею.

— Здесь, товарищ генерал, — пояснил он свое предложение, — много шальных и всяких других пуль… Могут быть неприятности.

Сопровождавший меня начальник штаба 2-го батальона поддержал старшего лейтенанта.

— Почему вы ставите меня в неравное положение? — возразил я им. — Сами вы двигаетесь по полю и идете в атаку во весь рост, а я, выходит, должен на брюхе ползать перед фашистами…