«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода

Лоретка, как уже говорилось, вовсе не является покорной содержанкой, <…> женщиной, которая обречена жить в мрачном уединении со своим покровителем – золотым истуканом, генералом или банкиром. Лоретка свободна, она приходит и уходит, когда ей вздумается. У нее открытый дом. Она никому не дает над собой власти, она своя в кругу художников и журналистов [Бодлер 1986: 168].

Так вот, современная исследовательница опровергает это утверждение Бодлера и Готье, на которого тот, по всей вероятности, ссылается («как уже говорилось»), и разоблачает «миф» о лоретке, ссылаясь на Гонкуров, заклеймивших лоретку как корыстолюбивую куртизанку [Czyba 1994: 110][256]. Парижская классификация типов, в частности женщин нестрогого поведения, была достаточно разветвленной, чтобы предусмотреть постепенную градацию от богатой содержанки, «рабы» одного-единственного господина, до вконец опустившейся «женщины без имени»[257]. Смешно предполагать, что Готье или Бодлер знали жизнь парижского полусвета хуже, чем Гонкуры. Если же вернуться к позиции самого Гаварни, то надо признать, что у него эта серия – одна из самых мягких и снисходительных по отношению к женщинам; в других, например в серии «Женские проделки» («Fourberies de femmes»), насмешки над героинями более ехидны.

Ослабленность сюжетности и сатирической направленности, а также пристрастие к зарисовкам с натуры отличают Гаварни и от другого создателя «нового, визуально-вербального способа изображения» [Le Men 1991: 83] – швейцарца Родольфа Тёпфера (1799–1846), который примерно в то же самое время изобретает синтетический жанр, где картинки и подписи слиты воедино. Однако и картинки, и подписи у Тёпфера совершенно не такие, как у Гаварни. Тёпфер недаром признан основоположником комикса: его картинки – элементы сюжета (он рассказывает историю), подписи под ними – фрагменты связного повествования, персонажи его схематичны, а рисунки отличаются ярко выраженной комичностью (см. о нем: [Kaenel 2005; Fillot 2013]).

Гаварни действовал иначе: он запечатлевал нравы и быт своего времени, причем запечатлевал одновременно и внешний облик своих персонажей, и их речи – синтез по тем временам новаторский и чрезвычайно ценный[258].

2. История перевода

ГОВЯДИНА ИЛИ СУПРУГА БЫКА, ЦВЕТ НОВОРОЖДЕННОГО МЛАДЕНЦА ИЛИ ЦВЕТ НОВОПРИБЫВШИХ ОСОБ? О НЕКОТОРЫХ НЕТОЧНОСТЯХ В КАНОНИЧЕСКИХ ПЕРЕВОДАХ ФРАНЦУЗСКИХ РОМАНОВ XVIII–XIX ВЕКОВ

В моей заметке речь пойдет о переводах французской классики, которые многократно перепечатываются, легко читаются и производят впечатление абсолютно доброкачественной переводческой продукции. Однако в этих переводах, в самом деле выполненных на очень высоком уровне, встречаются досадные неточности, нелогичности и просто ошибки, которые остаются незамеченными, потому что никто и не пытается их заметить. Между тем некоторые из них можно обнаружить просто по нарушению логики в русской фразе и исправить, даже не обращаясь к оригиналу. Другие заметны при чтении русского текста, но для того, чтобы понять, в чем именно ошибка, необходимо заглянуть в оригинал. Наконец, третьи ошибки самые опасные, потому что русский текст выглядит абсолютно гладким и не вызывающим никаких сомнений, и только обращение к оригиналу и историко-литературный комментарий помогают исправить ошибку переводчика. Три раздела предлагаемой заметки иллюстрируют три этих случая.

1

Начну с ошибки или неточности, бросающейся в глаза просто при чтении русского текста. В переводе романа Дени Дидро «Нескромные сокровища» (1748) читаем:

Я не буду останавливаться на первых годах жизни Мангогула. Детство у принцев такое же, как и у других людей, вплоть до того, что принцам дано изрекать множество прекрасных вещей, прежде чем они научатся говорить [Дидро 1992: 37; здесь и далее выделение полужирным мое].

Вторая фраза нелогична: из нее следует, что не к одним лишь принцам, а ко всем людям без исключения относится ироническая гипербола о возможности изрекать прекрасные вещи, прежде чем они научатся говорить. Меж тем автор явно хотел, указывая на эту возможность, противопоставить принцев «другим людям». Обратившись к оригиналу, нетрудно увидеть, что там никакой нелогичности нет: