«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода

И по-русски, и по-французски для «самки быка» есть специальное обозначение – корова, la vache. Однако Бальзак предпочел употребить не его, а перифрастическую femelle du bœuf, которая, во-первых, позволяет повторить слово bœuf и установить некую рифму между filet du bœuf и femelle du bœuf, а во-вторых, вносит в текст оттенок иронии, который совершенно пропадает, если употребить здесь нейтральное «говядина»; сходным образом и слова «теленок» или «телятина» Бальзак здесь избегает, а говорит о son fils, то есть сыне быка. Поэтому более точным был бы, как мне кажется, следующий перевод:

Бараньи котлеты, бычья вырезка занимают в меню этого заведения такое же место, какое у Вери отведено глухарям, осетрине, яствам необычным, которые необходимо заказывать с утра. Там царит супруга быка; сын его подается там под самыми хитроумными соусами.

3

В этом разделе несколько примеров почерпнуты из перевода романа В. Гюго «Отверженные».

В главе «1817 год» (т. 1, ч. 3, гл. 1)[260] читаем:

Дворцовая тайная полиция доносила ее королевскому высочеству герцогине Шартрской о том, что на выставленном повсюду портрете герцог Орлеанский в мундире гусарского генерала имел более молодцеватый вид, нежели герцог Беррийский в мундире драгунского полковника, – крупная неприятность [Гюго 1954: 6, 143; пер. Д. Г. Лившиц].

Казалось бы, все в порядке. Однако обращение к оригиналу показывает, что это не так. И дело даже не в том, что в оригинале оба герцога имеют одинаковое воинское звание «colonel général», то есть генерал, командующий в одном случае всеми гусарами, а в другом – всеми драгунами. Дело в том, что в оригинале мы не обнаружим никакой герцогини Шартрской.

La contre-police du château dénonçait à son altesse royale Madame le portrait, partout exposé, de M. le duc d’Orléans, lequel avait meilleure mine en uniforme de colonel général des hussards que M. le duc de Berry en uniforme de colonel général des dragons; grave inconvénient [Hugo 1904–1924: 3, 123–124].

В оригинале, как видим, вместо герцогини Шартрской упомянута son altesse royale Madame. Прежде чем понять, кто именно имеется в виду, разберемся с герцогиней Шартрской. Титул герцога Шартрского начиная со второй половины XVII века носили старшие сыновья герцогов Орлеанских (младшая ветвь династии Бурбонов, восходившая к брату Людовика XIV Филиппу I Орлеанскому). В 1817 году, о котором пишет Гюго, герцогом Орлеанским был Луи-Филипп, впоследствии, с 1830 года, король французов, а титул герцога Шартрского носил его старший сын Фердинанд-Филипп, которому в это время было семь лет. По этой уважительной причине герцогиней Шартрской он обзавестись не успел; женился он ровно через 20 лет, в 1837 году, но к этому времени уже перенял от отца, взошедшего на престол, титул герцога Орлеанского, и жена его сделалась герцогиней не Шартрской, а Орлеанской.

Кто же такая Madame, упомянутая в оригинале? Этот титул традиционно присваивали старшей дочери короля. В 1817 году его носила Мария-Тереза Французская (1778–1851), дочь казненных во время Революции Людовика XVI и Марии-Антуанетты, племянница царствующего короля Людовика XVIII. В 1799 году она вышла замуж за своего кузена герцога Ангулемского и стала герцогиней Ангулемской, но официального титула Madame Royale, полученного при рождении, при этом не утратила. Именно ее, убежденную противницу революционных преобразований и защитницу консервативных идеалов, в первую очередь должно было раздражать какое бы то ни было превосходство герцога Орлеанского, имевшего репутацию либерала, над герцогом Беррийским, младшим братом ее мужа, который год назад женился на сицилийской принцессе Марии-Каролине: от их брака ожидали рождения наследника престола, что было очень существенно ввиду того, что и тогдашний король Людовик XVIII, и Ангулемская чета были бездетны.