Читаем С голубого ручейка...(СИ) полностью

Замечательные оказались ребята. Выпить мне никто не предлагал - у них не принято, да и вожатый с самого начала предупредил, что горы пьяных не любят. Ко мне, новичку, относились более или менее снисходительно - а я, если в самолётах и разбираюсь, то в походах по горам и в самом деле новичок. Зато с ними можно было здорово попеть под гитару - и даже записать несколько новых, неизвестных мне песен. А как приятно посмотреть на мир с высоты, увидеть мешанину исполинских ущелий и парящего, намного ниже тебя, грифа с широко распластанными крыльями. Или каково это - впервые в жизни увидеть снег, не тающий даже летом, умыв лицо холодной колючей кашицей.

Единственное, может быть но - все ребята и девушки здесь ехали парами, и только я, сидя вечером у костра, порой думал о том, как здорово было бы, если бы и здесь в моей руке лежала маленькая ладошка. "Полина!" Я старался гнать прочь эти мысли - приказываю не думать, и запрещаю думать, тем более, впечатлений и так хватало, но всё же... Особенно паршиво было в самом конце, когда на том же кораблике, огибая многочисленные острова, мы возвращались обратно в Лермонтов.

И снова был многолюдный аэровокзал, после прогулки по горам показавшийся неожиданно ярким и красочным. С пропылившимся рюкзаком и потрёпанной курткой я чувствовал себя чуть ли не дикарём, впервые в жизни попавшем в настоящий город. А тонкая, изящная стюардесса, встречавшая пассажиров у входа, взяла мой билет холёными пальчиками с таким видом... Снова был тесный салон иглолёта, рассаживающиеся в креслах пассажиры, вечно всем недовольные женщины в летах... Увидев впереди, в кресле около иллюминатора хорошо знакомую фигурку, выбивающиеся из-под платка пышные чёрные волосы и чёрную же блузку с короткими рукавчиками, я не очень сильно удивился.

- Полина!

Она повернула голову, улыбнулась. И тут же, отвернувшись, снова уткнулась носом в окно.

- Полина? - спросил я, усаживаясь на своё место рядом.

- Да? - спросила она, не оборачиваясь.

- Ты?.. Ты зачем здесь? - ничего умнее в тот момент мне в голову не пришло.

- Так, просто...

- Но ты же... Ты же домой, ты же со мной летишь...

- Да, - согласилась она. - И что?

"Не спеши, - сказал я сам себе. - Она обижена, во всяком случае, она ясно даёт тебе понять, что обижена. Но она летит с тобой в Южно-Российск, где ей совершенно нечего делать, потому что университет закрыт, а подружки разъехались по домам. И негде жить, кроме как у тебя, потому что из общежития её давно выписали. Кстати восстановить по фамилии оставшийся у тебя обратный билет - дело пусть и возможное, но всё же достаточно хлопотное. Интересно: она летит, потому что сама так решила, или её родители убедили..."

Тем временем по радио отзвучали положенные слова на двух языках, нас слегка качнуло - иглолёт выруливал на взлётную полосу. А я сидел, глядя перед собой, на спинку соседнего кресла, пока лёгкий толчок не дал понять, что мы оторвались от земли.

Я посмотрел - Полина сидела, чуть ли не демонстративно уткнувшись носом в иллюминатор. Густые чёрные волосы выбились из-под платка, тонкий завиток прилип к загоревшей щёчке. На душе было мерзко - я живо представил, что нужно будет сказать ей дома. За иллюминатором полоскалось голубое небо с редкими облачками, а потом перегрузка мягко, ненавязчиво вдавила нас в кресла.

Вот тогда - мы как раз вышли из атмосферы, и в чёрном небе снова стали видны звёзды - вот тогда мне с какой-то пронзительной ясностью вспомнилось: светлое прозрачное осеннее утро, маленький ресторанчик и человек сорок студентов, собравшихся вокруг составленных столов. Я - молодой, глупый, не нашедший в себе смелости уйти. И огромный, широкоплечий Миша Мажурков:

"Дочка у меня родилась, Толян! Понимаешь ты - дочка!"

И он же, нависший надо мной, словно скала:

"Ты меня уважаешь? Если не хочешь выпить - значит, семью мою не уважаешь, и дочку тоже..."

И снова Полина - какой я увидел её тогда в метро. Маленькая, несчастная, горько плачет, уткнувшись лицом в колонну, а сумочка рядом лежит. "Дочка!" "Дурак ты, парень! Выпил бы с ними - ничего бы с тобой не случилось..." "Река начинается с голубого ручейка, а дружба с чего?" Опять Полина, её большие карие глаза, что смотрят на тебя с такой надеждой. "Вы ведь не передумаете, правда?".

И тот наш, не столь уж и давний новый год, звёздное небо и ракеты над крышей дома, рассыпающиеся россыпью разноцветных искр - маленькая добрая новогодняя сказка. Алкашня в моём старом дворе, за гаражом откупоривающая бутылки о кирпичный выступ...

А всё же, странные вы, люди, существа... (с) Atta, Москва, 04.11.2016 - 03.12.2016






       (с) Atta,

       Москва, 04.11.2016 - 11.12.2016

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра